— Кто вы? — повторил он ещё раз и начал подниматься ко мне по ступенькам. — И что вы делаете в моём доме?

— Я… это не важно. Я жена Венсана, он здесь живёт, — пока мне было не страшно, вдруг это игра или нелепость, так ошибаются в толпе.

— Венсана? Я живу здесь много лет, и иногда в телефоне спрашивают Венсана, я говорю, что не туда попали. Понимаете вы не туда попали. Вы проститутка?

— Нет… — я шагнула назад; думала, там пропасть, яма, прикрытая хворостом, открытый люк в городские катакомбы, а там оказалась ступенька наверх. Он же шёл на меня снизу, и я видела, что все другое: глаза, брови, складки у губ, сами губы; что он сделал с Венсаном, где Венсан?

— Я иногда привожу сюда проституток, но жить с женщиной… это мерзко… — словно пауки и лягушки падали из его рта, красивого, но надменного; сказка братьев Гримм про хорошую и плохую сестёр; книга про Дориана Грея; два портрета в одном; обложка «Кода да Винчи» — стереокартинка, когда у Джоконды два лица — её и череп…

— Я уйду, — сказала я. — Вот так, как есть: в носках, домашних джинсах в пятнадцать дырок и в свитере; пойду по дождю, забуду дорогу сюда, только уберите собаку и скажите, где Венсан? вы убили его или только ранили?

И тут он ударил меня; в грудь; как выстрелил из ружья; я влетела в стену — упала одна из повешенных мной фотографий; чёрно-белая, тот самый рыбацкий посёлок; упала мне на голову, обсыпала стеклом; а он ударил меня ещё раз, в лицо, кулаком, будто я не девушка, а картон, за которым золото; больно было до черноты, до сверкания, как рябь на море от солнца; потом он потащил меня в комнату с зеркалом; я кусала его за пальцы, крутилась, визжала — меня в жизни не били; а он был такой сильный, словно огромная рыба, уронил меня на пол, содрал всю одежду. «Венсан, Венсан!» — кричала я, будто он мог услышать меня из глубин этого существа, лечь со мной рядом на пол, повернуться, сказать: «О, Жозефина!» — словно нашёл меня только что за шторой и теперь мне водить; но Венсан не появился; «кто ты?» — спросила я, разбитая, когда он встал надо мной, чёрный, тенью, как огромные крылья; «Дамиан Гессе», — услышала я из зеркала, ударила по зеркалу: «кто ты? кто? будь проклят»; потом он отпустил меня, ушёл к своей собаке, на кухню, включил миксер. Я вышла на этаж, полный электрического света, посмотрела в лицо камеры под потолком, показала фак; зашла в лифт; внизу никого не было, словно Дамиан их всех убил: охранников, сигнализацию; вышла на полную воздуха улицу. Шёл дождь, тихий, мелкий, воздух был плотным от него, как кисель; а я будто оглохла, будто тонула, кровь текла из носа, из губ, с рассечённой брови; поймала такси; таксист охнул и хотел уехать; «пожалуйста, это несчастный случай, я вам заплачу, я ничего не испачкаю»; он остановился, разрешил мне сесть: «может быть, вас отвезти в больницу?»; и вдруг мы с ним узнали друг друга: это был тот таксист, который вёз нас с Венсаном с венчания. «Отвезите меня домой», — и он повез меня к Анне; помнил; это было необыкновенно, я начала плакать так же тихо и мелко, как шёл дождь, всё лицо сразу адски разболелось. «Я поднимусь, возьму деньги…» «нет, не нужно, просто оставайтесь живой»; и уехал; я поднялась по тёмной лестнице — лампочки то били, то воровали в первый же день, как чья-то добрая душа тратилась и вкручивала, — и позвонила; только бы она была дома… Анна оказалась дома; опять в халате, в креме; узнала, закричала, втащила меня в крошечную прихожую, под ноги мне попалась белая пушистая кошка-экзот, вместо меня друг.

— Это он?

— Кто? Ты знаешь кто, да, Анна?

— Да, прости, — она села было на стульчик, но тут же спохватилась: — Боже, боже, бедный мой ангел, зайчик, — поставила греть воду, вытащила вату, пластыри, зелёнку, водку; меня отмывали, потом заклеивали; и я всё время повторяла: «Анна, ну почему ты не сказала?» — А что? Что я должна была сказать? Этот парень — ассистент, в которого я тогда была влюблена, — видел однажды на улице Венсана с огромной чёрной собакой, всего разряженного в Гуччи, Армани, подошёл к нему здороваться, и тот его послал, чуть не затравил. И всё повторял: «Я не знаю, кто такой Венсан Винсент, я Дамиан Гессе». Парень боится Венсана с тех пор до полусмерти; однажды мы напились, сплетничали об актёрах, и он рассказал, правда, никак не мог понять, что же это было, — ведь Венсан всегда такой простой…

— Значит, все это знали? И кто, чёрт возьми, такой этот Дамиан Гессе? Откуда это имя? Ты мне волосы склеила…

— Никто не знал. Извини. Кроме меня, Андрей никому не сказал. Очень испугался. А Дамиан… это его первый фильм. «Голоден как волк» — ты никогда не видела? Он очень известен, классика ужасов… Венсан играл в нём… сына дьявола.

— Он говорил об этом фильме, сказал, что достать его невозможно и ему в нём лет семь…

— В любом прокате стоит.

Она заварила мне чай, набрала ванну; «спасибо, Анна, ты мой лучший друг; знаешь, я ведь тебе подарок привезла из Африки: такую классную ткань и ожерелье; только я не знаю, смогу ли теперь его забрать…» «не плачь, заяц, купишь мне в соседнем супермаркете что-нибудь к чаю»; но я выла и выла, в ванне, полной лавандовой пены, из меня выходили: кровь, злость, отчаяние, страх — всё, что бродит по тёмным улицам.

— В нём живёт его первая роль? Это же бред, Анна…

Утром я отправилась искать того священника, отца Валентина; «может, отоспишься? ты ужасно выглядишь»; но мне было всё равно, как я выгляжу. Лишь бы это была я… В церкви шла служба, я спряталась на последнем ряду, кого-то отпевали; стояли родственники, все сплошь женщины, в чёрном, в вуалях с мушками и с перьями, будто начало века; гроб вынесли, все вышли, и служка, тонкий, изящный, как клевер, мальчик, начал гасить свечи; «скажите, отец Валентин здесь?» «да», — ответил мальчик и не удивился моему лицу, словно каждый день к ним приходили еле выжившие в катастрофах.

Отец Валентин не узнал меня:

— Да, чем могу помочь?

— Вы не узнаёте меня?

— Нет, извините.

Я девушка, с которой вы повенчали Венсана Винсента. Его вы, надеюсь, помните?

Он побледнел, сжал мне руку, точно поскользнулся, сел и посадил рядом на скамью.

— Боже. Это… это Дамиан сделал с вами?

— Да, отец Валентин.

— Это ужасно, — он сгорбился, схватился за спинку соседней скамьи. — Простите, мне плохо…

— Кому хуже, мне или вам, отец? Почему вы не сказали мне, почему не сказали: беги от него, он дьявол.

— Он… он давно пришёл ко мне, просил помощи, он знал, что с ним… Я провёл обряд изгнания, но это не помогло. Он оставлял у меня вещи чтобы переодеться, и собаку.

— Вы знакомы и с тем и с другим?

— Да.

— И кто же вам больше нравится?

— Вы жестоки, потому что вы молодая.

— Потому что у меня разбито сердце. Почему вы не отговорили меня?

— Я увидел, что он счастлив… Он сказал мне, что полюбил вас с первого взгляда, вы смелая и чистая, и, наверное, это поможет. Дамиан не способен на любовь. Он тщеславен, любит вещи, но не людей.