Думаю, что со временем отношения у Ильи с роднёй наладятся и старые обиды позабудутся, пока же он сосредоточился на учёбе. Всю весну учился как проклятый и меня донимал английским, заставляя тренироваться с ним в диалогах. Дядя Вова за всё это время пришёл один раз. С показным радушием (мне так подумалось) стал просить показать рисунки.

Принёс. Показал.

Особого разнообразия в натурщиках у меня не было, потому работы получились однотипные: «Бабушка вяжет», «Бабушка читает», «Илья читает», «Илья пишет конспекты», «Илья в бабушкином фартуке готовит борщ». Вообще-то в роли натурщика Илья идеален. Вроде неброская внешность – блондинистые волосы, голубые глаза. Таких парней на улицах Москвы сотни. Но как художник, я отметил идеальную правильность черепа. Сделал Илье комплимент на эту тему и почему-то вогнал его в краску. Это я ещё ровный нос и форму раковин ушей не похвалил. Думаю, иначе бы он отказался от позирования.

Гость заметил, что на портретах Илья очень похож и вроде как даже чувствуется характер. Про мои успехи в английском дядя Вова был в курсе, заодно решил проверить, как я в математике секу, и попросил посчитать до ста. Я на него снисходительно глянул и сообщил, что педагог в лице Марии Васильевны меня уже таблице умножения научил.

– А вот такое ты можешь решить? – вынул дядя Вова из своего портфеля листки, явно выдранные из учебника. Похоже, к разговору он подготовился заранее и его вопрос не был спонтанным.

– Это что? – с интересом посмотрел я.

– Дифференциальные уравнения, – просветили меня.

Похоже, он меня по всем пунктам решил прощупать. Словосочетание «дифференциальные уравнения» я слышал в далёкие школьные годы. Ни разу в жизни мне эти знания не пригодились. На подсунутом мне листке я узнал только символы, включая интеграл, и благоразумно промолчал на эту тему. С другой стороны, мне нужны комитетчики для личных целей. Мысль о неординарном мальчике нужно постоянно поддерживать в голове майора. Потому я ему сообщил, что если он мне даст учебник, то мы с бабушкой постараемся разобраться в этой теме.

Учебник по алгебре Илья мне потом принёс, чем сильно озадачил бабушку.

– Дядя Вова попросил меня порешать, – пояснил я, листая учебник и охреневая от того, что видел.

Нет, здесь нужно с самых азов начинать. Наскоком это дело не покорить. У бабушки в голове тем временем что-то щёлкнуло, переключая тумблер. Глаза пожилой дамы засверкали, спина выпрямилась. Пробормотав что-то про Ломоносова и таланты, бабушка отправилась в кабинет. Следующий час она перебирала на стеллажах книги и учебники, сортируя в каком-то только ей понятном порядке. Меня же стопки книг на столе стали немного пугать. А как же «детство золотое»? Не перегнул ли я с созданием образа гениального ребёнка?

Но деваться было некуда, пришлось разбираться в математике. Вначале простые уравнения (на радость бабушке я их с первого раза усвоил), затем с двумя неизвестными и так далее. На моменте объяснения мне, что такое синусы, я решил притормозить родственницу, напомнив ей, что у меня в планах стать художником. Математику я в школе буду изучать и лишние знания мне сейчас не нужны.

Мои доводы подействовали (но дяде Вове она отчиталась по телефону), и бабушка вспомнила о летнем пленэре. В моё время в художественных салонах всё более-менее нужное было страшным дефицитом. Помню, как мы студентами ожидали очередного завоза и передавали друг другу новости: «В салон цирулеум завезли!», «Я холст грунтованный достал!» Но больше всего радости было урвать беличьи кисти.

В это время дефицита, по крайней мере в Москве, на художественные принадлежности не было по той причине, что студенты, основные потребители этого добра, были нищими. Члены союза художников отоваривались по своим спискам и конкретно мне конкуренции не составляли. Как я давно уже понял, обеспечение у нас с бабушкой хорошее. Отец перечислял приличную сумму тёще на сберкнижку, и та распоряжалась деньгами по своему усмотрению. Транжирой бабушка не была и, по её словам, хотела сэкономить часть средств. На мне экономить бабушка передумала.

В этот год я отправлялся на летнюю дачу к всё той же Дарье Ивановне, упакованный по самое не хочу. Даже этюдник бабушка купила. Таскать эту бандуру я физически не мог, но это было неважно. Было кому помочь мне в этом деле. Альбомов и пачек с рисовальной и акварельной бумагой тоже было закуплено с большим запасом.

Для доставки нас со всем добром был подвязан Илья. Парень ничуть не сопротивлялся. Даже остался доволен, что его взяли на дачу, и пообещал приезжать каждую субботу, а в воскресенье вечером возвращаться домой.

Деду наличие у нас на хозяйстве молодого, крепкого парня очень нравилось. Они там между собой что-то обсудили и договорились, что, как только у деда закончится отпуск, он поживёт в нашей квартире, а Илья в это время (у него тоже будет отпуск) отправится на дачу. За мной присмотрит, женщинам поможет, закрутки и варенья домой отвезёт, ну и отдохнёт сам, конечно.

В посёлке меня помнили. Мы ещё от станции не отошли, а уже все местные были в курсе нашего приезда. Димка первым делом прискакал, интересуясь, когда я начну портреты рисовать.

– Не скоро, – сообщил я. – У меня другие планы. Буду технику гуаши осваивать.

Димка прибалдел от незнакомых слов и ничуть не расстроился. Между прочим, я чистую правду сказал. К тому набору гуаши, что дед подарил на Новый год, я докупил несколько цветов и, конечно, белил взял с запасом. Что в масле, что в гуаши белила больше всего расходуются. Кроме того, у меня теперь имелись профессиональные планшеты, а не фанерка. Ватманских листов я целый рулон приволок. В этом году планировал выйти на новый уровень. Не тяп-ляп этюды, а серьёзные работы на несколько часов и дней.

Знакомый самовар я оглядел с любовью. Для него я специально вязанку баранок прикупил. Натюрмортик поставлю в русском стиле. Видел где-то у Дарьи Ивановны рушник, использую его для фона.

Илья с завистью посмотрел на наше обустройство на даче и поспешил вернуться в Москву, пообещав, что свой отпуск во второй половине июля он обязательно проведёт здесь.

Дед приехал на дачу через неделю. Вот уж не знаю, что там бабушка ему внушила, но все мои пожелания он исполнял без нареканий. Сидел, позируя с удочкой на мостке, все время, что я просил. Три дня потратил я на эту картину. Скольких нервов это мне стоило, и вспоминать не хочу!

Создавалось впечатление, что поселковой ребятне нечем заняться, кроме как за мной ходить и наблюдать за художественным процессом. Они вставали за моей спиной и сопели в затылок, наблюдая за каждым движением кисти. Те, кому не хватало места, занимали пространство впереди. Для чего, понять я так и не смог. С их позиции мою работу не было видно. Скорее всего, детвору привлекало чувство сопричастности к творчеству. Стоящие сзади корректировали впереди сидящих, чётко отслеживая, сколько мне нужно видеть, чтобы никто не загораживал изображаемое. Дед всё это время меланхолично сидел с удочкой. К моему удивлению, он там ухитрялся что-то ловить.