Послышались шаги. Майра еще раз посмотрела на бумаги, потом как можно быстрее положила их в тайник и накрыла его крышкой. Поднялась в вентиляционную шахту и выключила фонарик. Вновь оказавшись в темноте, прижалась ухом к решетке. Похоже, людей было несколько. Сердце забилось еще чаще. Неизвестные остановились прямо у двери кабинета. Пискнул, подтверждая допуск, сканер, и дверь открылась. На пол кабинета упали три длинные тени. Люди»вошли и заперли за собой дверь. Замок, пискнув, закрылся.

— Ты уверен, что встречаться безопасно? — мрачно спросил первый голос.

— Когда у нас было безопасно? Сам знаешь, чем рискуем.

Это говорил отец.

— Как думаешь, он не проговорился? — спросил третий, высокий голос.

— В таком случае мы бы тут не стояли, — ответил Джона.

Он щелкнул выключателем, и кабинет залило резким искусственным светом. Майра сквозь прутья решетки присмотрелась к спутникам отца. Одного она узнала — это был Стэн Деккер, снабженец, заведующий Складом запчастей. Внешне он и сам напоминал деталь какого–то ветхого механизма: горбатый, рябой и почти что беззубый.

Отец принялся расхаживать по комнате.

— Нам повезло, что он не раскололся под пытками, однако надо спешить. Синод начинает что–то подозревать… Время на исходе.

Он обернулся ко второму спутнику, которого Майра видела впервые: очки в проволочной оправе, нос картошкой и напомаженные завитые усики.

— Бишоп, расскажи о находке, — попросил отец, и тогда же Майра вспомнила: Филип Бишоп, чьи дочери–близняшки учатся в одном с Возиусом классе.

— Что ж, было непросто, — гнусаво начал Бишоп. — Я постарался копнуть поглубже, но Синод пристально следит за нами. Они хорошо поработали, стирая данные, однако мне удалось раздобыть кое–какие носители и восстановить информацию…

— А если нормальным языком? — перебил его Деккер.

— Я воссоздал хронологию.

Майре пришлось постараться, чтобы рассмотреть все хорошенько: Деккер с отцом обменялись мрачными взглядами.

— Итак, — произнес Деккер, — мои догадки верны?

— Прошла тысяча лет, — подтвердил Бишоп.

— Со времен основателей?

— Да… если верить моим расчетам.

— Здесь не может быть ошибки?

— Разумеется, может, — ответил Бишоп. — Белых пятен чересчур много.

— А что если Деккер прав? — произнес отец. — Разве это не вяжется с тем, сколько в последнее время протечек и поломок в машинах? Колония не рассчитана на вечное обитание в ней. Рано или поздно ее нужно будет покинуть. — Он сделал паузу, давая остальным осмыслить сказанное. — Есть шанс, что на Поверхности снова можно жить.

Майра чуть не ахнула, услышав запретные слова. Когда пришел Конец, Поверхность погибла, и думать иначе было греховно.

Деккер бросил на Джону укоризненный взгляд.

— Шанс, не более. Откуда тебе знать?

Бишоп кивнул:

— Деккер прав. Если поднимемся, можем погибнуть…

— Останемся — тоже погибнем, — отрезал отец.

Бишоп точно получил оплеуху. Его взгляд заметался между Деккером и Джоной.

— Джона… — пролепетал Бишоп, поправляя сползшие на нос очки. — Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, мы совершенно точно здесь погибнем?

В кабинете повисла гробовая тишина, Майра затаила дыхание. Деккер и отец обменялись полными тревоги взглядами.

— Так ты еще не сказал ему, Джона?

— Не был уверен, что могу полностью доверять.

— Ну что ж, Бишоп доказал свою преданность, — заметил Деккер. — После того, что стало с Картером, он заслуживает знать правду. Мы все повязаны.

Помрачнев, отец замолк. Ему явно было непросто продолжать. Тогда Деккер ободряюще положил ему руку на плечо и произнес:

— Давай, ему можно доверять… Все равно уже ничего не изменишь.

Сделав глубокий вдох, отец наконец произнес:

— «Анимус» ломается.

Бишоп спал с лица.

— Но… ты уверен?

— Более чем: уровни по всем параметрам падают, и это объясняет длинные очереди в Больницу. Люди жалуются на головные боли, тошноту, головокружение, их рвет, наваливается усталость, одышка… Аллергены тут ни при чем, это гипоксия. И это еще не самые опасные симптомы, худшее впереди.

— Не понимаю, — произнес Бишоп, заламывая руки и точно пытаясь защититься от неизбежного. — Что такое гипоксия?

Деккер вмешался:

— Это значит, что все мы тут задыхаемся.

— Разве нельзя починить машину? — спросил Бишоп у отца Майры. — Ты же главный инженер!

— Уж поверь, я пробовал, — заверил его Джона, ускоряя шаг. — Пытался чуть ли не весь прошлый год. Клянусь Оракулом, я не знаю, как работает эта штуковина. Основатели знали, но они давно мертвы.

— Нет–нет… я не верю, — запинаясь, пролепетал Бишоп.

Майра тоже не могла поверить в услышанное, однако отец никогда не ошибался. Особенно если дело касалось машин. И да, было кое–что еще: она сама с недавних пор испытывала некоторые из симптомов. Винила в этом аллергены, но теперь–то поняла, что причина намного страшнее: в колонии заканчивается кислород.

— Скажи ему, сколько нам еще осталось, — попросил отца Деккер.

— Самое большее — восемь месяцев, затем параметры упадут совсем низко. — Судя по тому, каким тоном произнес эти слова отец, времени могло оставаться куда меньше.

— Кто–то должен известить Синод! — воскликнул Бишоп.

Отец уронил плечи, как будто груз ответственности, что лежал на нем, внезапно обрел реальный вес.

— Я отправился к ним сразу, как понял, что происходит. Выслушав меня, Синод удалился на закрытый совет, а после отец Флавий передал их решение: мол, грехами мы навлекли на себя очередной Конец. Синод постановил, что требуется больше жертв — так мы облегчим нагрузку на машины и задобрим Святое Море.

— Это же безумие! — вскинул руки Бишоп.

— Вот и я так подумал, — пробормотал Деккер.

— Отец Флавий сказал, что на все воля Оракула, — продолжал отец. — О возвращении на Поверхность я даже заикаться не стал. Меня бы на месте арестовали.

— Кто еще знает? — спросил Бишоп.

— Никто. Даже инженеры, — сказал отец. — Я один наблюдаю за «Анимусом». Синод взял с меня клятву молчать. На секунду мне показалось, что отец Флавий готов бросить меня в тюрьму, чтобы я не проболтался, но кто–то ведь должен следить на «Анимусом».

— Выходит, оранжевый флаг над входом в Больницу, аллергены… — догадался Бишоп, — это просто легенда, придуманная Синодом, чтобы объяснить симптомы. Они скрывают правду, опасаются бунта в колонии. Восстания.