Витающие в воздухе слухи, признаки, пусть едва, но все-таки заметные, а быть может, словечко доверенной служанки, укрепили вдову в ее подозрениях, одновременно указав на предмет страсти сына.

Миссис Клэнси не жаловалась и не сердилась. Не было в округе ни одной девушки, которую она хотела бы заполучить в невестки так горячо, как Хелен Армстронг: не за ее красоту, не за высокое общественное положение – Каролина Клэнси и сама происходила из хорошей семьи. Что ее привлекало и побуждало одобрить выбор сына, так это известный всем благородный характер юной леди.

И, припомнив собственную молодость и свидания с отцом Чарльза под покровом ночи, мать не судила сына строго за отсутствие дома, пусть и в такой поздний час.

И только когда часы пробили полночь, она начала беспокоиться. Беспокойство перешло в тревогу, а затем в страх. Почему он не возвращается после полуночи? Пташка, шепнувшая ей про эту любовную связь, поведала и про тайный ее характер. Миссис Клэнси это не нравилось. Тайное ухаживание бросало тень на ее сына, на ее саму, что было особенно неприятно в свете их скромного достатка. Но она черпала утешение в воспоминаниях о том, что ухаживания за ней носили тот же самый характер.

Но, так или иначе, в такой час юная леди не должна, не смела быть вне дома. Тем более что, как это прекрасно знали все соседи, рано поутру Армстронгам предстояло двинуться в путь. Обитатели плантации давно уже должны были отойти ко сну. Стало быть, не любимая девушка удерживала ее сына. Была еще какая-то причина. Но какая? Эта мысль не давала покоя страдающей матери.

Время от времени она вставала с кресла, стоило ей уловить какой-нибудь звук; то и дело подходила к двери и выглядывала на улицу. Но всякий раз тщетно.

Подолгу стояла она на крыльце, вглядываясь в идущую мимо калитки дорогу, напряженно прислушиваясь.

В начале ночи было темно, но затем луна залила все серебристым светом. Но он не освещал мужской фигуры, да и вообще чего-либо живого. Не слышалось звука приближающихся шагов, ничего, напоминающего поступь.

Пробило час после полуночи, а сын не возвращался. Миссис Клэнси начала приходить в отчаяние и с возрастающей тревогой наблюдала за стрелками на циферблате.

С каминной полки доносилось тиканье маленьких часов «Коннектикут». Купленная у разносчика вещь могла привирать, поскольку забиравшиеся на юг торговцы частенько сбывали хлам. Помня об этом, мать тешила себя надеждой.

Но, стоя на крыльце и наблюдая за перемещением луны, бедняжка понимала, что час действительно очень поздний.

Из леса и лежащего за ним болота до нее донеслись новые звуки. Будучи знакома с дикой природой, женщина верно истолковала их. Клекот индейки означает приближение утра.

Часы пробили два, а шагов все не слышно, и сын не возвращается!

– Где же мой Чарльз? Где это он так задержался? – задавала себе несчастная вопросы, те же самые, что несколько часов назад вырывались из уст Хелен.

То были слова, внушенные иной страстью, но одинаково сильной и, конечно, чистой.

Обе тревожились, но как различны были их переживания! Девушка считала себя униженной, покинутой, а мать – мучилась предчувствием, что у нее нет более сына.

Спустя некоторое время – когда в поздний, а точнее, ранний час миссис Клэнси увидела, как в калитку вбежала собака Чарльза, ее мрачные страхи укрепились. А для материнского сердца, уже наполненного тревогой, они казались уже воплотившимися.

Это было сверх ее сил. Истомленная долгим ожиданием и напряженным бдением, она увидела, что улегшаяся на крыльце собака вся перепачкана в грязи и в крови, и упала, как подкошенная.

В дом ее перенесла служанка, единственная остававшаяся при ней.

Пока безутешная вдова и мать, осиротевшая вдвойне, сражена ударом и лежит без чувств, препорученная заботам верной негритянки, снаружи доносится звук, который остался незамеченным ими обоими. Это глухой стук колес тяжелой повозки, едущей по большой дороге, перемежающийся щелканьем кнута и звучным «уа-ха» возницы.

Проходит некоторое время, и мимо ворот коттеджа проезжает громоздкий фургон «конестога», груженый чем-то, смахивающим на домашнюю утварь, накрытую брезентом. Повозку тянет упряжка из четырех крепких мулов, а правит ею негр, тогда как еще трое или четверо темнокожих топают следом.

Едва эта процессия, привычная для южных штатов, скрывается за пределы видимости и слышимости, как на дороге появляется другой экипаж. Он легче и катится гораздо быстрее. Это ландо, влекомое парой кентуккийских лошадей. Поскольку ночь теплая и надобности поднимать кожаный полог нет, нам не составит труда рассмотреть ездоков. На облучке восседает черный кучер, рядом с ним примостилась молодая девушка, смуглость которой, заметная даже при лунном свете, выдает в ней мулатку. Ее лицо мы уже видели однажды, под одним знакомым нам деревом в лесу, а именно под магнолией – она прятала в дупло письмо от своей госпожи. Та, что сидит рядом с возницей, это Джул.

На сиденьях ландо мы обнаружим еще одну особу, которую заметили под тем же самым деревом, только выражение ее лица сейчас намного печальнее и тревожнее. Да, это Хелен Армстронг, а двое других пассажиров – ее сестра и отец. Они направляются в Натчез, порт, откуда начнется их путешествие на юго-запад, в Техас. Переселенцы только что покинули горячо любимый старый дом, оставив распахнутыми ворота и одинокие стены, увитые плющом.

Проехавший перед тем фургон везет остатки имущества плантатора: все, что оставил ему неумолимый кредитор. Неудивительно, что полковник сидит в ландо, повесив голову и не оглядываясь назад. Впервые в своей жизни он переживает настоящее, глубокое унижение.

Именно стыд, а не стремление сбежать от кредиторов или страх перед шерифами, побудил его выехать в такой ранний час. Отъезд при свете дня привлек бы множество зевак, среди которых нашлись бы и сочувствующие. Но в этот тяжкий час взоры, выражающие симпатию, кажутся ему столь же невыносимыми, как и выражающие ненависть, и он намерен уклониться от них.

Но, помимо моральных соображений, существует и другая причина столь ранней побудки – жестокая необходимость успеть вовремя. Пароход, который повезет их вверх по Ред-Ривер, отчалит из Натчеза с восходом солнца. На рассвете пассажиры должны быть уже на палубе.

Если обанкротившийся плантатор пребывает в подавленном состоянии, то мысли его дочери носят еще более угнетенный характер.

Хелен Армстронг не спала всю ночь, и теперь, в свете луны, ее щеки ее выглядят бледными и впалыми, под глазами залегли темные круги, а сами глаза горят неестественным блеском, как в лихорадке. Погруженная в собственные терзания, она не обращает внимания ни на что на дороге и рассеянно отвечает сестре, когда та пытается заговорить с ней в стремлении развеселить. Эта попытка обречена на неудачу еще и потому, что Джесси сама в печали. Обычно жизнерадостная, девушка теперь приуныла, явно сожалея о том, что оставляют они позади и тревожась о будущем. Вероятно, оглядываясь на ворота роскошного старого дома, в которые им не суждено больше войти, Джесси представляет себе переход от прежней жизни на широкую ногу к суровому быту в бревенчатой хижине, о котором предупредил их отец.