Стоп-стоп-стоп!

Вот и второй раз прокололся!

Ведь в этом случае он посчитает, что и я представляю для него слишком серьезную опасность И хотя со мной справиться гораздо сложнее, нежели с ним, от выстрела из снайперской винтовки с чердака соседнего дома не застрахован никто. В такую погоду не будешь постоянно носить бронежилет. Да и бронежилет не будет панацеей. Квалифицированный стрелок в отличие от Вильгельма Телля ставит яблочко не на голову, а в голову. Прямо посреди лба. И стрелять нынешние квалифицированные снайперы предпочитают пулями с закаленным стальным сердечником — такую ни один бронежилет не выдерживает. Не думаю, что черепные кости могут составить кевлару конкуренцию.

Но я еще нужен Труповозу для «беседы» с Таманцем. Достаточно ли это серьезная причина для отсрочки? Ведь все равно, похоже, он попытается после этой «беседы» меня убрать.

Трудно сказать, какой вариант Труповоз выберет.

Нет, торопиться никак нельзя. Необходимо каждый шаг тщательно обдумать, прежде чем приступить к действиям. Хоть и разогнали в определенный период лучших сотрудников КГБ, в ФСБ успели вырастить своих, которые работать постепенно учатся. И у меня нет гарантии, что Югов работает на Захватова. Может быть, в самом деле ФСБ рвется со мной пообщаться. Ко всему надо быть готовым.

Думай, голова, думай...

Телефонный звонок оторвал меня от размышлений. Я глянул на световое табло аппарата и снял трубку до включения автоответчика.

Что-то пожелал мне сообщить Миша Саночкин. Он звонит редко и, как правило, по делу. Хочется надеяться, что сегодня он выпил недостаточно много пива с офицерами ФСБ, чтобы возжелать продолжения, для чего надумал занять у меня денег. Если это не так, то готов поспорить, что капитан Югов интересовался моей персоной. И Мифе не понравилась его дотошность.

— Слушаю, друг дорогой...

— Алло!

— Да-да, Миша, слушаю тебя...

Очень уж у него простая армейская консервативная душа. Давно пора сообразить, что я настроил свой аппарат так, что определитель номера не подает дополнительный сигнал звонившему.

— Как ты узнал, что это я?

Так удивляться может только Саночкин. Он с самого детства наделен этой простой, но редкой способностью — удивляться любому пустяку и радоваться своему удивлению.

— Разведка донесла...

— Нет, серьезно?

— А если серьезно, то это мой профессиональный секрет. Ты что, забыл, где я служил?

А это уже моя профессиональная манера. Пусть человек думает обо мне больше, чем есть на самом деле. В какой-то момент это может сгодиться.

— Леха, что тобой так фээсбэшник интересуется?

— Югов?

— Ну, который капитан...

— Югов. Понравился, наверное...

— Он полчаса меня расспрашивал.

— О чем?

— О тебе. Как ты живешь, чем интересуешься, почему с женой развелся, по какой причине инвалидность получил. И вообще, все о твоем характере. Даже про детство спрашивал. И, как у них положено, просил оставить разговор в тайне. Я и решил никому не рассказывать. Кроме тебя...

— Думаю, капитана поразила моя способность стрелять по бутылкам.

— Это — да...

— Вот-вот, и тебя тоже, да и меня самого она поразила... Честно могу признаться.

— А что этому капитану надо?

— Это я у тебя хотел бы спросить. Но вообще-то, спасибо, что предупредил. Я не люблю, когда фээсбэшники в мои дела суются. Спасибо. На днях еще к тебе забегу. Надо восстанавливать квалификацию.

— Жду... — друг детства положил трубку.

А я снова убедился, что не ошибся в предположениях — Югов сильно моей личностью интересуется. Но теперь он уже не решится попадаться мне на глаза лишний раз. Даже случайно. Или?.. Или что-то другое следует из этого? Как бы я повел себя на его месте?

Я бы попытался воспользоваться моментом и превратить мимолетное знакомство в подобие дружбы. Если он правильно соображает, то постарается меня найти. И это в любом случае — на кого бы он ни работал...

Приступ уже заявил о себе серьезно. Вот — последствия встречи с фээсбэшником и обнаружения в своей квартире «жучков». Тихо попсиховал, и результат ударил по голове...

Телефонный аппарат я поставил поближе к руке, чтобы не вставать лишний раз. Принял лекарство и лег на диван. Стал терпеливо дожидаться самых неприятных минут и часов. Да, бывает, что и часов.

Лекарство свое действие показало стандартно. Напала апатия, и лень туманом связала все тело. Даже в голову этот туман проник — думать не хотелось. Насколько я умею себя ощущать, как всегда при подобной процедуре, сильно упало давление. Обычно это длится около двух часов, хотя бывает иногда, что и на целый день растягивается. Но два часа — это терпимо и привычно. Потом следует залезть под прохладный душ, и только тогда я снова стану относительно дееспособным, если раньше не усну.

Но я уснул. Вернее, не полностью уснул, а просто провалился в болезненную бездонную полудрему. С такой головной болью полноценно спать невозможно. Как и предполагал, разбудил меня телефонный звонок. Не вовремя. Боль уже сдавливала голову пульсирующим обручем, приподнимала верхнюю часть черепной коробки, и создавалось ощущение, что весь череп становится вытянутым вверх, как дыня. Лекарство только растягивает процесс, не устраняя полностью. И в таком состоянии приходится отвечать на звонки.

На табло определителя номера я глянул мельком. Высвечивались три двойки. Значит, кто-то добирается до меня с уличного телефона-автомата. Это не Труповоз. Тому трудно будет дойти до автомата, даже если он обнаружит у себя в кабинете целый склад прослушивающих устройств. Я его понимаю. Даже до ближайшего угла такой живот донести — это проблема.

— Слушаю, — сказал я, бодрясь и стараясь не показать свое хреновенькое состояние.

— В двадцать три часа, — знакомый хрипловатый голос, как всегда, краток.

— Понял, — ответил я, но мой ответ услышали только короткие гудки.

Свидание назначено совсем не вовремя. Но к тому времени я уже должен прийти в себя. Только что за срочность такая возникла в этом свидании?

Я откинулся на подушку и расслабился. В последний раз я разговаривал с куратором[4]накануне отъезда. Никаких поручений он мне не давал. Следующий — его звонок ожидался через пару недель. Но — нет, позвонил сейчас. И, мне кажется, не для того, чтобы расспросить про поездку.