Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем из кареты вытащили в приведенной последовательности один очень большой сундук и три маленьких саквояжа и оставили на дороге. Форейтор громовым голосом объявил об отправлении, и пассажиры, те, кто вышел подышать, вернулись в экипаж. На дороге вместе с багажом остались стоять лишь юная особа в овечьей шкуре да четыре единицы багажа. Все прочие пассажиры вернулись в дилижанс.
— Это она? — заикаясь, спросила Пиона. Она все пыталась протиснуться к окну, и если ей удалось что-то увидеть, то лишь заглядывая сестрам через плечо.
— Уверена, что нет, — с сомнением протянула Бегония.
— Но она молодая! — с досадой сказала Лорел. — Очень молодая!
— Даже моложе, чем… — начала было Цинния. Гиацинта молчала, но то, что она думала, было видно и без слов. Она не спускала глаз с юной и хрупкой незнакомки, казавшейся ей пугающим чудовищем. Это чудовище, широко улыбаясь, направлялось к Бершему. И в руках у незнакомки был саквояж с гербом Шрусбери!
— Вот сейчас будет Афтон-Нерве, мадам. — Молодой офицер, кивнул в сторону окна кареты. —
Крез-Холл уже неподалеку, с другой стороны. — Когда Джапоника подняла взгляд, молодой человек ей подмигнул. — Едете работать? Гувернанткой, наверное?
Джапоника отвернулась, проигнорировав вопрос излишне дружелюбного военного. Это была далеко не первая попытка с его стороны завести разговор, но всякий раз она намеренно не замечала этого. Она решила, что он подкупил возницу, чтобы тот сказал ему, куда она едет. Но зачем она едет в имение, он не мог знать, поскольку Джапоника никому этого не говорила. Почтенный господин и его супруга, остальные двое пассажиров дилижанса, ни разу к ней не обратились. Впрочем, Джапоника ничего не имела против. Она и сама не сочла нужным представиться: то, что она виконтесса, не обязательно знать всем и каждому, тем более что она была намерена отказаться от титула.
Джапоника отодвинула кожаный экран на окне. Прохожие были закутаны так, что со стороны напоминали комочки хлопковой ваты. Многие останавливались и смотрели вслед дилижансу. Джапоника смотрела в окно до тех пор, пока запотевшее стекло не схватилось морозцем и потеряло прозрачность. Надо сказать, что самым потрясающим открытием для нее стал английский климат.
Два дня назад, ближе к вечеру, дилижанс остановился у небольшой гостиницы на ночь. Джапоника сошла с подножки кареты и оказалась в вихре серебристых, сверкающих в свете фонарей и луны мелких снежинок. Она слышала о том, что такое снег, но до сих пор не видела его. В восторге девушка закружилась, подставляя ладони мелким иголочкам, но эйфория скоро прошла: она поняла, что холод создаст для нее немалые проблемы.
Рожденная и выросшая в краях, где цветы цветут круглый год, где в году бывает лишь два сезона — влажный и засушливый, — она тяжко страдала от холода. Вот и сегодня руки и ноги ее ныли, словно кто-то скручивал из них веревки. Холод пробирал до костей, то и дело моросил ледяной дождь, и вода затекала в карету. Ее дорожный костюм был практически испорчен, да и от былого бодрого настроя мало что осталось. Она бы ни за что не отправилась сюда, если бы не обещание, данное лорду Эбботу. Сколько раз за прошедший год она корила себя за допущенную слабость, но сделанного уже не вернешь.
Много раз Джапоника задавалась вопросом: хватило бы у нее дерзости на то, чтобы родить ребенка в доме предков ее мужа? Но ответа на него она так и не смогла дать, ибо жизнь распорядилась по-своему.
Прошлой весной корабль, на котором Джапоника плыла в Англию, зашел в порт Лиссабон. Именно в это время войска Наполеона захватили портовый город. Поэтому несколько месяцев экипаж судна и пассажиры были вынуждены провести в Лиссабоне в качестве не слишком желанных гостей французов, и смогли снова тронуться в путь лишь после того, как войска лорда Веллингтона прибыли в город и освободили заложников. Но к тому времени у Джапоники подошел срок рожать, и она не стала рисковать, предпринимая еще одно длительное морское путешествие. Тем временем сам Веллингтон проследил затем, чтобы тело лорда Эббота было переправлено в Англию.
Первого августа, когда луна была в созвездии Льва, Джапоника родила мальчика с черными волосами и глазами странного золотистого оттенка — словно золотая дымка подернула голубизну. Да, Хинд-Див совершил-таки чудо, оставил ей свое предсмертное заклятие. У нее родился мальчик, и мальчик пошел в отца.
Какие уж там советы мудрой Агги! Все в жизни Джапоники запуталось, но в центре всей этой жуткой путаницы была любовь, мучительно сладкая любовь к своему новорожденному сыну. Если бы ребенок родился в Англии и был бы воспринят обществом как отпрыск лорда Эббота, он бы стал наследником имущества Шрусбери! Джапоника не привыкла лгать, а в ее случае ложь приняла бы слишком серьезные масштабы с далеко идущими последствиями. Итак, она решила сохранить рождение ребенка в тайне. Никто в Англии не должен знать о том, что у нее растет сын, малютка Джейми, названный Джапоникой в честь ее отца.
Джапоника прикусила дрожащую губу. До сих пор она не понимала, как смогла набраться мужества, чтобы покинуть младенца, оставив его на попечение Агги. Решение было вынужденным. Она не могла рисковать здоровьем новорожденного, да и внешность младенца могла породить нежелательные вопросы. Ребенка нарекли бы бастардом, и, узнай люди правду об обстоятельствах его зачатия, никто все равно не проникся бы сочувствием ни к матери, ни к ребенку. Да и как самому Джейми объяснить двойственную природу его родителя, известного под многозначительным именем Хинд-Див. Нет, лучше и ему ничего не знать.
Но любовь, рожденная обманом, все равно остается любовью. И то сильнейшее чувство, что родилось в ней, едва она впервые увидела своего мальчика, стремление защитить его от всех бед и сделать счастливым, нисколько не уменьшилось со временем. Ничто и никто не причинит ему вреда, пока она жива. Скоро, очень скоро она сможет всецело отдаться воспитанию своего чада, но долг есть долг. И его Джапоника обязана выполнить.
Пусть мир назовет ее испорченной женщиной, но человеком она была честным и достойным доверия. Она поклялась лорду Эбботу, что присмотрит за его маленькими девочками, и, пока клятва не будет исполнена, своей жизни у нее не будет. А значит, путешествие в Англию неизбежно.
Джапоника сдержанно вздохнула.
Дилижанс резко свернул с главной дороги, и возница громко объявил:
— Следующая остановка Крез-Холл.
Джапоника подалась вперед и подняла кожаный экран. Она догадывалась, что дом будет выглядеть внушительно, но при виде большого нарядного строения из серого камня, проглядывавшего сквозь ветви зимних деревьев, девушка просто задохнулась от восторга. В этом краю неопрятных осинников и орешников с густым непроходимым подлеском трехэтажный особняк со стройным рядом каминных труб на крыше с вьющимся над ними дымком казался воплощением порядка и домовитости. Вдали показалась змейка реки, впадавшей в озеро с романтичной беседкой на берегу. Если бы виконт пережил болезнь, здесь был бы теперь и ее дом.
Джапоника поймала себя на том, что смотрит на окружающее с некоторой опаской, и это тревожное чувство лишь усилилось, когда дилижанс резко затормозил на гравийной дорожке, ведущей к парадному входу. Джапоника привыкла к роли хозяйки, но в доме отца слуг было всего пятеро, а хозяев, в число которых она включала и Агги, и того меньше. Но здесь, судя по размерам дома, работала целая армия слуг, иначе с таким хозяйством не справиться, и на нее, как на хозяйку, ложилась ответственность многократно больше той, к которой она привыкла.