Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне было еще интересно, многое ли знал этот человек о готовящемся противостоянии. Если многое, то передо мной самый лучший актер и лицедей из Тех политиков, с кем мне пришлось общаться. Он мог бы с успехом соперничать в актерском мастерстве и с Марией-Терезией, той еще…
— А как же масло, сыры, даже колбасы, вода, алкоголь? Да многое еще? — спросил посол.
— Это жалко терять. Но, учитывая, что торговля была обоюдно выгодна, она восстановится. Мы готовы торговать с кораблями под любым флагом, кроме английского. И абсолютно станет неважным, если на этом судне будут говорить на английском языке, — я улыбнулся. — Что касается лично Вас, Джон, то Вам не будут чинить препятствий и уже сегодня, если будет на то Ваша воля, или завтра, но не позднее, Вы отправитесь домой. Истории с прусским послом не повторится. Хотя я еще подумаю, может и объявить награду за голову того английского адмирала, который топил русские корабли.
— Это варварство! — сказал Хобарт.
— О, наши методы могут быть прямыми, но в изуверстве они могут соперничать с теми, что активно используется Вашими соплеменниками. Чего стоит только торговля рабами, — сказал я и встал, это же сделал и посол. — Впрочем, я не об этом. Вы поедете к своему королю и передадите моему венценосному брату такие слова: мы, конечно, повоюем, но Россия готова уже сейчас к переговорам с тем, чтобы ее, мои, интересы были соблюдены. Оставить Мальту, согласовать взаимодействие с Российской империей по политике в Северной Америке, допуская русские корабли к торговле с североамериканскими колониями, убрать своих агентов из Турции и Персии. А пока Российская империя, видя усилия Англии больно ее ударить, станет бить в ответ там, где сочтет нужным. Сил и средств у нас мало, очень мало, наша страна не готовилась к войне в той мере, насколько нам ее навязывают, но мы будем взрывать свои корабли, чтобы они не достались врагу. Мне жаль, мой друг, но более я Вас не задерживаю.
Посол поклонился, я даже протянул ему руку для прощания. Пусть в Англии появится еще на одного человека больше, кто не будет считать Россию своим врагом. Ну, или пусть на острове такой человек появится в единственном числе.
Получилось ли убедить посла в том, что Россия не готова к войне? Уверен, что нет, но мои слова он обязан доставить в неизменном звучании. А король Георг, как мне докладывали, в принятии решений может быть еще более импульсивным, чем я. Я не рассчитывал на то, что стратагема: показывай врагу слабость, оставаясь сильным, сработает. Однако, всем неприятелям нужно наглядно показать, что открытое противостояние с Российской империей чревато. Может и получится сделать «прививку» лет на пятьдесят у европейских государств, да и у Китая, чтобы не было желания воевать. Ну, а в локальных военно-политических играх можно и посоперничать.
Государственный Совет начался опять же не сразу. Шешковский чуть ли не боем, но пробрался ко мне. Тот же ротмистр, который меня и будил, вновь не позволил нарушать покой императора, останавливая, казалось, всесильного главу Тайной канцелярии. В обязанности дежурного офицера, в принципе, подобное не входит, если только не объявлено особое положение, когда меры безопасности усложняются. И я объявил такое положение. Поэтому, несмотря на угрозы и козыряние своим титулом, даже Степан Иванович был, в итоге, досмотрен и только тогда допущен до «тела». Нужно узнать имя этого молодца, может и пригодится к чему, ибо исполнительный. Но Катька, стерва… придется офицера все же держать на расстоянии. Определить его что ли к кому-нибудь в адъютанты? Румянцеву?
— Чего ты, Степан Иванович, костеришь на чем свет стоит исправного офицера? — спросил я с улыбкой, когда в кабинет зашел Шешковский.
— Простите, государь, но дело столь важное, что нужно было скорее доложить Вам. Я извиняться перед этим офицером не стану, но по ведомству пришлю письмо благодарственное. В конце концов Ваша безопасность — моя работа. И ротмистр все правильно делал, — говорил Шешковский, поправляя свой камзол.
— К делу! — серьёзно потребовал я, все же Государственный Совет уже должен был более, чем сорок минут ожидать моего появления.
— Вот! — глава Тайной канцелярии протянул мне лист бумаги.
«Вспомните, господин Панин, мадмуазель Жанетту, как и разговор в Аахене. Сделайте то, на что способны» — прочитал я, не став озвучивать текст.
— И? — спросил я.
— Жанетта — так звали помеж собой французские шпионы связную. Дамочка, которая носила письма, скрывая их в своем платье. Мы о ней знаем, но пока не трогали. На Панина были указания еще с переговоров в Аахене. Он тот, кого Вы, Ваше Величество изволили назвать «спящим». И… это же он должен был представлять Россию на свадьбе Ее Высочества Анны Петровны! — сказал Шешковский.
— Сколько не выводи крамолу, она все равно пролазит. Еще есть что на Никитку? — спросил я.
— Есть не точные данные, что доходы Никиты Ивановича сильно превышают все публичные. Косвенные свидетельства указывают на то, что Панин брал мзду от шведов, — сказал Шешковский.
— Хорошо! Прямо на Совете и арестуешь, после моих слов, — принял я решение.
Ждать более не стал, а отправил Шешковского в зал для заседаний Государственного Совета, чтобы мы вместе с ним не заходили, после отправился и сам, взяв с собой двух гвардейских казаков. Мало ли… арестовывать же иду одного из вельмож.
— Господа, начнем с того, что заслушаем армию и флот. Что мы имеем сейчас, и что в ближайшее время способны противопоставить противнику, — начинал я Государственный Совет. — Однако, прежде я хотел бы спросить у господина Министра иностранных дел. Скажите, а что же такое нужно было вспомнить Вам, Никита Иванович, из событий в Аахене, что могло бы помочь нашим врагам англичанам, да еще в тот момент, когда Вы назначены на сопровождение моей дочери в Вену?
Наступила пауза, полноватый Панин раскраснелся, покрылся испариной. В какой-то момент я даже подумал, что он получит инфаркт, но нет, обошлось.
— Господин Президент Тайной канцелярии, распорядитесь сопроводить подозреваемого Панина Никиту Ивановича для разговора в более для того подходящее место, — сказал я и не стал обращать внимание на то, как в зал заседания вошли два молодца и под ручки белые повели Панина.
Два казака все еще стояли у дверей и были готовы к любым событиям. Я мог справится самолично не то, чтобы с Панины, уверен, что и с любым членом Совета, может только Румянцев составил конкуренцию, но эти двое — моя демонстрация силы, психологический нажим на остальных. Пусть видят и осознают, что любой намек на измену не остается без внимания.
Не факт, что Никита точно будет предан абстракции, но он и так не нужен был мне в сегодняшних реалиях а тут еще и мог умышлять что-то. То, что нам подставили Панина этой запиской я не верил. Глупо убирать из моей команды единственного, с кем европейцам было бы возможно договориться. С иными придется сложнее. Или злопыхатели России столь уверены в своих силах?
— Господа, прошу! — спокойно сказал я и увидел, что тест на стрессоустойчивость большинство из присутствующих прошли, может только министр экономики чуть растерялся.
— Ваше Императорское Величество, Ваши Императорские Высочества, господа, — на Совете вновь присутствовал сын и жена, Павел хватал ртом воздух, наверняка впечатленный арестом Панина. — На сегодняшний день в Эгейском море на четырех базах находятся четыре эскадры, общим числом шестьдесят пять кораблей, в Черном море и у проливов еще тридцать три вымпела. Также отдельная эскадра бронированных пароходов, состоящая из десяти кораблей. Уверен, что Англия уже предпринимает усилия по блокированию Датских проливов и не выпустит наш флот из Балтийского моря, чтобы иметь возможность объединение и ротации флота. Считаю, что необходимо давать генеральное сражение у пролива Дарданеллы, при попытке прорыва противника. Доклад закончил, генерал-адмирал Спиридов.
— Сразу нет! Думайте! Оставить Иерусалим придется, о чем уже нужно было бы отдать