Никто никогда не говорил Эсме, что нет иного пути к спасению, кроме надежды на осуществление заветной мечты. Теперь она поняла, что все так и есть.

Встретившись с Назиром на следующий день, девушка напрасно пыталась сделать вид, будто не помнит о том, что он говорил и делал вчера.

Прятаться от любви то же самое, что пытаться прикрыть лицо рукавом: следующей ступенькой их отношений стал поцелуй в губы, который сломал невидимую стену, отпустив чувства на волю, внеся в душу хаос, а в разум — толику безумства. Рахман, Айша, евнухи, слуги, осторожность — все это было забыто влюбленными, для которых маленькая беседка в саду гарема стала самым прекрасным на земле уголком, пристанищем их любви.

— Слышала ли ты о том, что иногда Бог посылает на землю гурий? Они принимают человеческий облик и являются к смертным мужчинам. Тот, кому доведется познать их любовь, обретает рай на земле, — шептал Назир, обнимая Эсму, которая сидела у него на коленях.

Одежда и волосы девушки пришли в беспорядок, а губы горели от поцелуев.

Окружающий мир уплывал прочь, теряя свою реальность и прочность, и это было прекрасно. Эсма позабыла о чтении. Куда интереснее было постигать книгу собственных чувств и телесных желаний!

Девушка впервые ощущала, что между ней и другим человеком нет никаких барьеров. Собственное тело больше не казалось ей чужой, враждебной, запретной страной. Она подумала о том, что если ляжет в постель с этим мужчиной, то наконец испытает то, о чем говорила ее сестра, и навсегда позабудет о страданиях и боли.

И все же она боялась, смертельно боялась и всякий раз вздрагивала от малейшего шороха. Эсма не знала, что Айша охраняет их покой. Ни служанки, ни евнухи не смели приближаться к беседке и лишь ожидали дальнейших указаний. Старшая жена Рахмана ар-Раби терпеливо заботилась о растении в надежде заполучить желанные плоды.

Через неделю Назир сказал возлюбленной, что хочет большего, чем объятия и поцелуи.

— Я мечтаю обладать тобой, познать, что таится внутри твоего тела!

— Нет, Назир, не проси!

— Почему? Мы знаем друг о друге все, кроме самого главного! Я не хочу делать это наспех, в беседке, хочу ласкать тебя в постели, прочувствовать и познать тебя до конца!

— Я не могу допустить, чтобы ты пришел в мою комнату, да еще ночью. Это очень опасно. Рахман…

— Тогда ты приходи в мою, — перебил юноша и, видя, что Эсма молчит, горячо зашептал: — Ночью евнухи и рабыни спят. Никто и не подумает, что кто-то может покинуть женскую половину. Убедись, что Рахман не явится, и отправляйся ко мне.

— О нет! Мы — вода и огонь, Назир…

— Мы — огонь и масло, Эсма!

Ее сомнения разрешила очередная ночь, проведенная с Рахманом. Почему она должна это терпеть? Муж никогда не пытался доставить ей наслаждение, его единственной целью было оставить в ней свое семя. Уарда обещала, что она получит самое лучшее, между тем ей не досталось даже обыкновенного. Обычного женского счастья с заботливым мужем и здоровыми детьми.

Когда Рахман ушел, Эсма, вволю наплакавшись, вновь начала представлять, что было бы, если бы вместо мужа в ее постели оказался Назир. С ним она постигла бы правду своего сердца и своей плоти. Они потерялись бы в удовольствиях и любви, и им не хотелось бы возвращаться обратно. Его прикосновения были бы мягкими, как ласка ветра, и вместе с тем горячими, словно огонь. Ее глаза отражали бы его взгляд подобно тому, как бескрайняя гладь воды отражает синеву бездонного неба.

В глубине души Эсма всегда надеялась на чудо. Теперь она начала верить, что Аллах сотворил его для нее в образе и облике Назира.

В ту ночь звезды сияли особенно ярко, а ветер казался удивительно чистым и легким. Девушка начернила брови, подвела глаза, выкрасила пальцы рук и ног хной. Озаренное луной отражение в металлическом зеркале казалось таинственным и прекрасным. Она завернулась в легкое покрывало и выскользнула в сад. В воздухе разливался пряный цветочный аромат; казалось, будто кто-то разлил флакон духов. Мелькавшие в траве светлячки были похожи на серебряные гвоздики.

Эсма вышла из гарема. Никого. Назир подробно объяснил, где находится его комната, и все же девушка боялась ошибиться. Она тихо шла вдоль стены, не замечая того, что следом за ней крадется евнух.

Кажется, здесь. Эсма тихо вошла. Тишина. Неподвижное тело Назира словно срослось с ложем и темнотой.

Она хотела позвать юношу, но он первым подал голос:

— Кто… кто здесь?!

— Это я, Эсма.

— Эсма?! — В том, как он говорил, было что-то странное, но она еще ничего не поняла.

— Да, я пришла к тебе.

Девушка сделала шаг вперед, и вдруг ее ослепил яркий огонь.

Эсма стремительно обернулась. Айша с лампой в руках, евнух Али, который держал факел. И… Рахман в шелковом халате, изумленный и разъяренный вне всякой меры.

Назир сидел на кровати с недоуменным и заспанным видом; он щурился, будто не понимал, зачем они здесь собрались и о чем говорят.

— Посмотри на нее, Рахман! Она не только бесплодная, но и распутная! Удрать из гарема и явиться в комнату к чужому мужчине, да еще ночью! А как она выглядит?! Полуголая, но при этом накрашенная и надушенная, как перед мужем! — воскликнула Айша.

Рахман оскалил зубы, как зверь, и сжал кулаки.

— Как ты здесь оказалась, тварь?! — закричал он на Эсму, а потом обратился к евнуху: — А ты куда смотришь, лентяй?!

— Я увидел, как она вышла из своей комнаты и направилась на мужскую половину дома. Я решил проследить за ней, а потом позвал госпожу и вас, — пытался объяснить Али.

Рахман ар-Раби шагнул к Назиру.

— А ты что скажешь, мальчишка? Что она делает в твоей комнате?!

— Откуда я знаю?! Я спал, а она пришла… Потом появились вы.

— Евнухи докладывали, что, когда Назир навещал меня на женской половине, она норовила появиться перед ним без покрывала и строила ему глазки, но я не хотела верить, — сказала Айша.

Рахман повернулся к юноше:

— Это так?

Назир развел руками.

— Я ни в чем не виноват… Я ничего не делал… Это ваша жена, господин…

Больше Эсма ничего не слышала. Ее глаза закрылись и перестали видеть то, что она была не в силах ни преодолеть, ни постичь, ни принять. На нее навалилось что-то невыносимо тяжелое, и ей стало трудно дышать. Будто груда песка или огромный камень придавили ее слабое сердце и стерли его в порошок, а душа превратилась в струйку черного дыма, который остается после того, как погаснет, исчезнет, умрет последнее пламя.

Когда умирают любовь, надежда и вера, не остается ничего. Тогда человеку не страшен ни людской суд, ни кара Аллаха.