Твердые нотки в моем голосе слегка изменили накалившуюся обстановку в кабинете директора цирка. Он быстренько подтащил свое тело повыше и уткнулся подбородком в стол. И надолго задумался. Мне пришлось ворваться в глубокие директорские размышления. Без стука и разрешения.

– Мне он очень нужен, очень, понимаете? – сказала я.

Нужно было придать бодрости этому трусливому человеку. Но она не спешила вселяться в его грузное тело. Директор был слабохарактерным человеком.

– Вам-то он зачем? – спросил он после долгого раздумья.

– У меня жизнь рушится из-за него, – вздохнула я.

– А моя уже рухнула, – посетовал несчастный директор.

– Надо остановить процесс разрушения, – сказала я и обошла стол по периметру. Наклонилась и прошептала три слова прямо в директорское ухо: «Пожалуйста, помогите мне, вы же – мужчина!» Волшебные слова подействовали магическим образом. Директор взгромоздился на стул, выпрямил спину и произнес тоном трагика: «Это плохо кончится. Он ее сожрет! И не подавится».

– Кого? – сказала я.

– Катьку. Это же она украла моего крокодила. Теперь делает номер в одиночку. Спит с ним в одной постели. Он ее сожрет. Слопает. И не подавится, – с жаром убеждал меня директор цирка.

– Подавится, непременно, – кажется, он вынудил меня согласиться с его доводами, – а где она живет? И кто она?

– Катька живет в каком-то заброшенном клубе и никого к себе не пускает, даже дверь никому не открывает. Ездит с моим Гришкой по селам и деревням, развлекает ребятишек. Они ему руки в пасть кладут, сидят на нем. Фотографируются на память, – охотно делился наболевшим брошенный директор.

– А Гришка – это крокодил? – спросила я.

– Крокодил-крокодил, – кивнул он, – а Катька – моя бывшая жена. Сволочь она, редкая.

Ругнулся он беззлобно, будто констатировал непреложный, хотя и досадный факт. Все просто как мир. Жена – сволочь. Редкая. То есть таких сволочей мало на белом свете. Катька – одна из немногих. И никаких обсуждений. Без комментариев.

– А зачем она его стащила? – спросила я, пытаясь осознать услышанное.

– Назло мне, – буркнул он, – взяла и увела. Гришка еще маленький был, полметра всего. А сейчас вырос. Скоро до трех дотянет.

– Чего – лет? Вы имеете в виду, до трех лет дотянет, – уточнила я.

– Да не лет, метров, – обиженно фыркнул директор.

Он мне кого-то напомнил, какое-то животное. Ах да, сенбернара. Директор цирка – вылитый сенбернар. Такой же добрый, покладистый, надежный. До сих пор никому не рассказал про свою жену, видимо, боится, что ее привлекут по уголовной статье. Жалеет сволочь-женщину. А со мной поделился. У него ведь тоже душа есть. И она болит. Я не стала проникать в его душу. Наверняка надолго затянет, внутри у него сплошная болотная тина, а сверху подернута неподвижной ряской. А мне спешить нужно. Меня Зимин ждет. И еще победа, которая не за горами. Стоит рядом и дышит мне в спину. Очень приятное соседство.

– И что же, как она с ним спит? Он ведь длинный, – сказала я, мысленно пытаясь представить живописную картину.

Лежит в кровати молодая женщина, а рядом с ней крокодил по имени Гриша – три метра в длину, весь скользкий, в пупырышках и бугристый. И зубастый, между прочим, сожрет ночью Катьку и не подавится. А вдруг Гриша любит эту Катю? Тогда крокодил не станет кушать любимую женщину в ночное время. Лучше уж он днем вкусно и сытно пообедает. Разделит два удовольствия пополам.

– Вот так и спят, рядом, в одной кровати, они – два сапога пара, – хлюпнул носом директор.

Наверное, несчастный муж стервозной Катьки имел в виду сапоги из крокодиловой кожи. А это дорогая обувь, элитная. Я мигом спрыгнула со стола. До сих пор спокойно сидела на краешке, нервно качая ногами. Интересно все-таки послушать – крокодил, любовь, супружеская измена. Куда там начальнику Всемирного банка! Ему не достать до директора Ивановского цирка, далековато будет, у нас явно страсти покруче. Но мужские слезы не переношу, категорически настроена против этого патологического безобразия. Не могу видеть и слышать противное хрюканье, слабо напоминающее рыдания. Мужчины не имеют морального права плакать в присутствии женщины.

– Давайте мне адрес, немедленно, я привезу вам вашу Катю. Или сделаю так, что она сама к вам прибежит, – требовательным тоном сказала я, придвинув директору ручку и бумагу. Но он отодвинул письменные принадлежности подальше от себя. Сразу видно – в этом цирке бумажный труд не в почете.

– Клуб находится прямо за террариумом, почти на одной территории, – сказал директор, нервно возя листом бумаги по столу, – но адреса не знаю. Как доехать, знаю, а как называется улица, не помню.

– Прекрасно, – шумно выдохнула я уже у самой двери. Мысленно я была уже в дороге за славой и успехом. И вдруг меня озарило, – а как вас зовут?

– Григорием меня зовут, – директор даже полиловел от смущения, – Григорий Петрович я.

– Все понятно, – сказала я и стрелой выскочила за дверь.

Григорий Петрович надолго поселился в сундуках моего сознания. Добрый дяденька немного заблудился в жизненных переулках, растерялся, расклеился, но он здорово помог мне. А вот здание цирка совсем не отпечаталось в моей памяти. Может, ничего этого не было – ни поездки, ни города, ни случайных людей, ни странных вопросов, а я все это придумала? Нет, не придумала, все реально, но реальнее всех оказалась пресловутая Катька. И еще Гришка. Они были настоящими, конкретными, влюбленными.

Я нашла заброшенный клуб, тайком проникла в помещение, открыв защелку заколкой для волос. Фирменная заколка не подвела меня в трудной ситуации. Не сломалась, не погнулась, после всех испытаний осталась целой и невредимой. Я открыла дверь и вновь заколола волосы, чтобы не мешали. Трудно брать победу, но нужно. В этом деле ничто мешать не должно. Любые нюансы могут иметь пагубные последствия. В нос ударил уже знакомый запах. Затхлость, сырость, полное отсутствие кислорода и тяжелый липкий воздух, словно вылепленный из крокодиловых испражнений. Катя сразу все поняла, увидев меня краем глаза. Она возлежала на кровати в дезабилье. Рядом на полу отдыхал украденный из цирка Григорий, просто Григорий, без отчества. Может быть, его зовут – Григорий Григорьевич?

– Я никому его не отдам! – завопила женщина, прыгая на Гришку и пытаясь закрыть его своим хрупким телом.

Я смерила взглядом тщедушную фигурку и поняла, что Катя легко и свободно поместится в объемистом желудке смертоносного чудовища.

– Мне только сфотографировать, Катя, пожалуйста, на секундочку, – жалобно заныла я, вытаскивая телефон из кармана.

Но мобильник застрял, он не хотел вылезать из уютного гнездышка. Удача отвернулась от меня. Она решила проверить меня на прочность.

– Не дам фотографировать Гришку, – Катя раскинула руки по обе стороны бугристого туловища.

Аппарат прочно сидел в кармане, будто решил поселиться там навеки, я дергала «молнию», куртку, но мобильник не вылезал. И тогда Катя поднялась с крокодила. Она поднималась словно в замедленном кадре, сначала отделились руки, затем голова, ноги, и вот все тело сумасшедшей женщины устремилось ко мне в стремительном и легком полете. Это был удивительный поворот событий – неожиданный, спонтанный, совсем как в фантастическом фильме. Мобильник вдруг поддался моим рукам и легко вылез из кармана, и я успела сделать роскошный снимок. Всего один снимок, но его хватало с лихвой для взятия моей звездной вершины. Женщина еще не слезла с тела крокодила, она лишь привстала. Растрепанные волосы, открытая грудь, голые ноги. Откровенная эротика с легким порнографическим уклоном. Катя еще бежала ко мне, а я уже торопливо нащупывала ручку двери, не отводя завороженного взгляда от лица влюбленной и очень сумасшедшей женщины.