— Нет, мне, если говорить откровенно, вообще не приходилось одному бывать в пещерах. Но если понадобится для дела, пойду не задумываясь, — заявил Казимир.

— Если идти, то только вдвоем, я уже говорил, там опасно. Единственное, что мы можем сделать сегодня, — это съездить посмотреть, есть ли еще входы. В свое время их завалили, вскоре после войны. Попросту взорвали. Но не исключено, что со временем они открылись или вода вымыла новые.

— А что, если поехать сейчас? — вмешалась Лиза. — Вы не могли бы составить нам компанию, Даниил Тарасович? Мы быстро, на машине подъедем, посмотрим. Вы на месте нам все и объясните. — Умеете вы, Елизавета, уговаривать! — рассмеялся Даниил. — Сейчас оденусь — и отправимся.

Назад к лодочной станции они возвращались молча. Крутили педали и думали о своем. Николай, потрясенный пережитым, не знал, что теперь делать, как себя вести с Верой. Но одно он знал твердо: за нечаянную ласку можно, оказывается, отдать очень и очень многое. Особенно если за всю жизнь такое когда-то позволяла себе разве что мама. Нет, он не был в обиде на Виолетту. Она никогда не допускала почти никаких проявлений нежности, даже в постели ее поцелуи оставались холодно-размеренными и уже много лет не побуждали абсолютно ни к чему. Видимо, потому он и оказался совершенно не готов к робкому, ни к чему не обязывающему прикосновению Веры. Но до чего же хотелось испытать это вновь!

Николай не был решителен с женщинами. По большому счету, ведь не он женился на Виолетте, она сама решила все за него. И до последнего времени инициатива в отношении постели и во всем прочем всегда исходила от нее. Один или два раза Николай попробовал навязать ей нечто свое, но получил такой жесткий отпор, что решил больше не экспериментировать. Пусть уж все остается как есть — не было бы хуже. Даже решение оставить его одного в спальне Николай воспринял спокойно, уже давно отношения с женой стали ему немного в тягость. Работа занимала значительно больше, чем жена, по крайней мере, он так считал. Наверное, Николай остался бы при своих убеждениях, если бы не Вера. Всего лишь одно прикосновение разбудило в зрелом мужчине такую бурю эмоций, какой он не испытывал ни разу за всю прежнюю жизнь. Усадив женщину в машину, он взялся за руль и только теперь почувствовал непонятный дискомфорт. Оказалось, что просто забыл обуться. Вера с откровенным любопытством посмотрела на него, но воздержалась от комментариев. Николай был очень благодарен ей за это. Любое неверно сказанное слово могло в этот момент больно ранить его.

Первые слова он произнес, когда подъезжал к дому Веры:

— Вера, простите, я, наверное, не оправдал ваших ожиданий. Вы, скорее всего, не захотите со мной больше встречаться. Извините.

— Вы удивительный человек, Николай. Мне с вами очень спокойно. Я была не права. До свидания! — И, подавшись к нему, неловко поцеловала в щеку.

Весь вечер Николай не находил себе места, он пытался читать, но не понимал смысла написанного, телевизор раздражал, компьютер вызывал тошноту. Запершись в ванной, он долго лежал в горячей воде, глядя, как беснуются пузырьки воздуха, и размышлял о том, как могла сложиться его жизнь, не женись он на Виолетте. Подобные мысли никогда не посещали его прежде. Николай считал, что в семье главное — покой и понимание. Вдруг выяснилось, что простая, нечаянная ласка неожиданно перевернула все, заставила произвести переоценку ценности, задуматься о правильности когда-то принятого решения.

Впервые за многие годы Николай провел почти всю ночь без сна. Ворочаясь в постели, представлял лицо Веры, ее милую, такую естественную улыбку, явственно ощущал прикосновение прохладных пальцев к щеке, вспоминал прощальный, короткий, как вскрик, поцелуй.

В понедельник приехал на фирму невыспавшийся и оттого немного раздраженный, первым делом устроил небольшой разнос подчиненным, в частности и Вере Сотниковой, которую незаслуженно обидел. Он понимал, что не по ее вине не готова программа. Она свою часть выполнила в срок и, как всегда, безукоризненно, просто попалась под горячую руку. Вера как-то вдруг изменилась в лице, слезы появились на глазах, даже не пытаясь оправдаться, она повернулась к выходу. Резко поднявшись, Николай в два шага пересек кабинет, взял Веру за плечи, оказавшиеся удивительно уютными, развернул ее лицом к себе, притянул к груди и, всматриваясь в заплаканные глаза, взволнованно сказал:

— Извините меня, Вера Ивановна. Я был не прав. Вы не виноваты, я просто погорячился. Умоляю, простите меня! Скажите, вы на меня не слишком сердитесь?

Она подняла на него огромные серые глаза, в которых застыли озера еще не выплаканных слез.

— Ничего страшного, Николай Владимирович. Я все понимаю и совершенно не сержусь, — сказала тихо. — Только, пожалуйста, отпустите меня. Вдруг кто-нибудь войдет, подумают невесть что.

Лика чувствовала себя с каждым днем все увереннее. Пусть не сразу, но непреодолимое поначалу желание любой ценой отправиться в полет постепенно угасало. Тело медленно покидала боль, лишь по ночам иногда ее все еще посещали немного тревожные, но сладостные сны, в которых она вновь и вновь летала над безбрежным морем. Явственно видела удивительный остров, омываемый бурным, но таким чарующим морем. Там среди перистых гребней волн мчался белый сверкающий кораблик. Он, едва касаясь бурлящей поверхности воды, стремительно летел к острову.

Сияющее бездонное небо раскинулось от края до края, берег едва виднелся позади слабо различимой, туманной полоской. Дельфины сопровождали летящее судно, весело выпрыгивали из воды то справа, то слева по ходу, вызывая восторженные возгласы Лики. Увлеченная играми прекрасных животных, она не сразу заметила, как катер сбавил ход и осторожно начал приближаться к высокому скалистому островку, который словно по мановению волшебной палочки возник прямо перед ними. Осторожно войдя в крошечную, закрытую со всех сторон скалами бухточку, капитан подвел катер к самому берегу, легко перепрыгнул с борта на скальный выступ, продел канат во вмурованное стальное кольцо, надежно закрепил белоснежную красавицу и лишь после этого, поднявшись снова на борт, бросил легкий трап.

— Вот мы и на месте, красавица! Идем, я покажу тебе много интересного, — сказал он, протягивая руку Лике.

Та от неожиданности подалась назад. Уже, наверное, тысячу лет никто не предлагал ей руку, не помогал подняться, не поддерживал на трудном жизненном пути. Она забыла, каково это — ощущать сильную мужскую ладонь, твердую, сухую, чуть шершавую, горячую. Нет, об этом даже думать нельзя!

— Спасибо, я сама! — зардевшись стыдливым румянцем, воскликнула Лика.

Капитан удивленно пожал плечами, но руку убрал. Только внимательно посмотрел ей в глаза. Когда Лика спускалась по трапу, он был очень близко, и ей безумно хотелось ухватиться за него, но усилием воли она сдержалась и только слегка покачнулась, ступив на вырубленную в скале еще в незапамятные времена площадку.

— Пошли, только осторожно, ступени могут быть скользкими, — предупредил капитан и двинулся вперед, показывая дорогу.

Действительно, за выступом скалы вверх уходила крутая, высеченная в камне лестница. Пропустив вперед Лику, капитан, подстраховывая ее, пошел следом. Подъем был недолог. Неожиданно лестница закончилась, и они оказались на довольно ровной площадке. Увиденное оказалось столь неожиданным, что у Лики перехватило дыхание. Величественные древние колонны, местами рухнувшие, но кое-где еще возносящиеся ввысь, ограждали полуразрушенный храм.