Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Катя осваивала профессию железнодорожника, я сходил за газировкой. Пить после паучьей вертушки хотелось неимоверно. Но едва мы сделали по глотку из своих бутылок, паровоз остановился, и Катька вновь оказалась рядом, потребовав купить ей тоже. Собственно, я сразу взял три бутылька, но Света заявила, что напиток холодный и вообще детям такое нельзя. Что ж, ей виднее. Пришлось запихать бутылку в ее сумочку. А потом пойти в кафе, где кроме холодных ванильных коктейлей, ледяного сока и все той же замороженной колы имелся и горячий шоколад.
Света заняла место за столиком, а Катя отправилась со мной к витрине выбирать пирожное. Она никак не могла решить, что же ей больше хочется: фруктов в желе, корзиночку или ореховое. Понимая важность проблемы, я купил ей все три. Светка заказала две «картошки». Мне есть вообще не хотелось.
Что может быть прекраснее женщины, поедающей пирожные! Только две женщины, которые их поедают. Но одна была еще мелкой, поэтому, допивая колу, я сосредоточился целиком на Свете. Как же это здорово, что она не боится испортить фигуру! Не думает об аллергии, как одна моя сослуживица, которая на всех корпоративных сабантуях пищит: «Мне нельзя белок! Мне нельзя желток! Мне нельзя красное вино! И красные яблоки! И красный перец!» Ну и сидела бы дома, чесслово. А Светка такая, такая… Как статуэтка из слоновой кости. Еще эти восточные черты… А выражение лица, как у фрейлины мадридского двора. Будто все время что-то замышляет…
— А папа мне такое не покупал! — заявила вдруг Катя, размазывая крем по щеке. Светка принялась вытирать ее салфеткой.
— А что тебе папа покупал? — поинтересовался я.
— Пиццу! — Ребенок многозначительно мотнул головой.
— Так, может, пойдем за пиццей? — тихо спросил я Свету.
— Нет, что ты. Хватит ей. Спасибо, Стасик. — Улыбнулась она.
Подумаешь, ерунда какая.
— Кать, а когда вы с папой пиццу ели? — спросила Света.
И где же этот неуловимый папа?
— Когда еще ты с бабушкой на дачу ездила.
— Ясно, — Света скорчила печальную физиономию, — весьма неопределенный период.
— Катя, а папа где живет?
Может, конечно, я не в свое дело лезу, но, блин, мне не все равно!
— Где магазин большой!
Светка фыркнула.
— Магазин? А что там продается: еда? Или, может быть, игрушки или мебель? — продолжал я допрос.
— Чайники. Мы там чайник купили.
О-о! Уже что-то!
— Вы с папой чайник купили? Электрический?
— Нет.
— Нет? Для заварки?
— Нет, с мамой. А папа на работе был.
— Э-э… — Светка захихикала.
Здрасьте, приехали.
— Пойдем на лошадке кататься! — попросила Катя.
Ну что ж, пойдем, таинственная моя. Вся в мамочку.
И была лошадка, и была цепочечная карусель, и еще карусель со зверями, и лебеди, и даже автодром. Тут я оторвался на все сто. А ведь не хотел идти. Светка водит плохо, она все время врезалась в бортик, а из-под машины летели искры, и Катька громко визжала от восторга. Впрочем, ее мама визжала ничуть не тише. В довершение всего Света умудрилась поцарапаться, к счастью — несильно. Зато появилась возможность увидеть ее стройную ножку. Правда, совсем ненадолго…
Затем эти две совершенно дикие амазонки потащили меня в тир. Там под потолком были развешаны «охотничьи трофеи» — разноцветные мишки. Почему-то вниз головой. Вампиры, наверное.
Стрелял я неплохо. Раньше. Давно когда-то, еще в школе. Вспоминая молодость, встал в позу, локтями уперся в прилавок, палец — на курок, приклад — в плечо, прицелился, щелк…
В общем, медведя я Катьке застрелил. Хотя она хотела вовсе не его, а большой надувной молоток. Но оказалось, что таких призов в тире нет, а это просто рядом продают шарики.
Я был не против взять и эту звездно-полосатую кувалду, но Светка сказала: «Перебьешься». Не мне — ребенку. А Свете я купил три розочки. Настоящие, не надувные. Потому что лилии я подарил ей чуть раньше, когда пришел.
А потом я повез их домой — Светка уже стучала зубами от холода. На такси, что делать. Но, по-моему, никто на меня не обиделся.
За рулем своего «Логана» Андрей думал про разрешение на программинг. «Государственный Трибунал дает согласие на использование теории Сущности»…
Что-то здесь не так.
Лига с осторожностью относится ко всякого рода информационным технологиям. Магистры по-прежнему считают, что эссенциалиста-корректора, его руки, восприятие — машина заменить не может. Будут погрешности при анализе, обязательно будут.
Но разве то, что происходит сейчас, — лучше? Горстка замотанных специалистов против армии больных. И над ними — грозное око Трибунала. Значит, Лига поддалась рационализму и разрешила допустить кибернетику до его величества Человека?
Хочется верить, как же хочется верить!
Въезжая во двор Конторы, Андрей уже чувствовал знакомое покалывание в кончиках пальцев. Паутина! Она так и просится в эфир. Так и тянется к новым горизонтам.
Кабинет уже привели в порядок, приятно было сесть за компьютер и начать…
Хотя бы начать. Ведь это никому не навредит. Не нарушит Стандарт.
— Что проку лгать себе, господин эссенциалист? — спросил Андрей отражение в мониторе. — Контракт уже подписан, пути обратно нет.
Он нажал кнопку пуска. Компьютер загудел.
Начать можно с вводных параметров.
Пальцы Андрея на секунду зависли над клавиатурой и вскоре поспешили за мыслями…
Паутина строится не на раз. Сначала в недрах человеческого организма, словно пружина, разворачивается тонкая игривая спираль. Вот пошли во все стороны лучи. Кружатся, кружатся, будто спицы в невидимом колесе…
Это память. От центра вовне на север — рождение, от севера к северо-востоку — сектор младшего детства, от северо-востока к востоку — старшее детство, от востока к юго-востоку — тинейдж… И так по кругу, до завершения… Только между старостью и рождением — пустой сектор. Пустой… А бывает, что граница паутины не захватывает последние сектора, тогда ее рваный край похож на облетевший с одного боку цветок, на смятый лоскут или, как пишут в учебниках, на разодранный клубок… Там образуется затемнение, его-то и надо устранять…
В память-лучи вплетаются нити. Это события. Факторы. Поступки. Климатические условия. Жизненные прерогативы. От меньшего к большему. От ниточки к разветвлению. От перекрестья к узору.
Узоры сектора Детство: роды, кормление, первые игрушки, колыбельные песни… Отрыв от груди, детский сад, школа…
Узоры Тинейджа: половое созревание, первый конфликт семейного воспитания и общественных требований… И тоже школа… И друзья… И друзья противоположного пола… И влюбленность… И любовь… И разочарование…