Тони покачал головой. «Может, я чего-то не понимаю, но я не вижу никакой разницы между «активными действиями» и наказанием. Ведь отец в любом случае отстраняет Джеффа от тренировок с командой».

«Погоди-ка, я, кажется, начинаю понимать, – сказала Лора, поворачиваясь к Тони. – Когда ты наказываешь ребенка, ты захлопываешь перед ним все двери. Ему некуда больше идти. Разговор окончен. Но, когда ты предпринимаешь активные действия, они могут быть подростку совсем не по нраву, но двери остаются открытыми. У него есть шанс. Он может признать свою неправоту и постараться все исправить. У него есть возможность из «плохо» сделать «хорошо».

«Мне нравится ваша формулировка, Лора, – сказала я. – Цель наших активных действий состоит не только в том, чтобы положить конец неприемлемому поведению, но и в том, чтобы дать нашим детям шанс сделать выводы из своих ошибок. Дать возможность исправить их. Наказанием можно добиться прекращения нежелательного поведения, но вместе с тем можно и отбить у подростка охоту учиться самокоррекции».

Я взглянула на Тони. Было видно, что он до сих пор настроен весьма скептически. Я продолжила говорить с твердым намерением все-таки достучаться до него.

«Осмелюсь предположить, что подросток, который валяется на своей кровати, потому что его только что на неделю посадили под домашний арест, вовсе не думает: «Ох, как мне повезло. У меня такие замечательные родители… Они только что преподали мне весьма ценный урок. Теперь я больше никогда так не сделаю!» Гораздо вероятнее, что этот молодой человек будет думать: «Какая подлость!», или: «Они ко мне несправедливы», или: «Я их ненавижу», или: «Я им отомщу», или: «Я опять сделаю то же самое, только на этот раз так, чтобы меня не поймали».

Теперь участники группы слушали меня с большим вниманием. Я попыталась подвести итог.

«Как мне видится, проблема с наказаниями заключается в том, что они сильно облегчают подростку задачу игнорировать свои проступки и вместо этого концентрироваться на несправедливости поведения родителей. Хуже того, наказание избавляет их от необходимости работать над собой, то есть делать то, что нужно для того, чтобы повзрослеть, стать более ответственным человеком.

На что мы надеемся после проступка нашего ребенка? Мы надеемся, что он разберется, что сделал неправильно. Поймет, почему это было неправильно, будет раскаиваться в своем проступке, догадается, как сделать так, чтобы этого не происходило впредь. Мы надеемся, что он серьезно задумается о том, как искупить свою вину. Другими словами, для реальных перемен наши тинейджеры должны выполнить эмоциональную домашнюю работу, а наказания мешают этому важному процессу».

В комнате стояла тишина. О чем думали люди? Оставались ли у них сомнения? Ясно ли я выразила свои мысли? Могут ли они принять то, что услышали? Я посмотрела на часы. Время было уже позднее. «Сегодня мы очень серьезно поработали, – сказала я. – До встречи на следующей неделе».

Тони поднял руку. «Последний вопрос», – сказал он.

«Давайте», – кивнула я.

«А что, если я использую все методы, над которыми мы сегодня работали, а ребенок не образумится? А если он просто не знает, что такое, как вы сказали, «самокоррекция»? Что тогда?»

«Тогда это означает, что над проблемой следует поработать серьезнее. Что она более сложна, чем казалось изначально, и что вам придется посвятить ей больше времени и собрать больше информации».

Тони был поражен: «Каким же образом?»

«При помощи процесса решения проблем».

«Процесса решения проблем?»

«Об этом процессе мы с вами будем говорить на следующей неделе. Мы постараемся выработать для родителей и детей способ объединить силы, исследовать все возможные варианты решения проблемы и потом совместными усилиями устранить ее».

Впервые за весь вечер Тони улыбнулся. «Звучит интересно, – сказал он. – Это занятие я точно не пропущу».

За неделю, последовавшую за занятием, на котором мы обсуждали альтернативы наказаниям, несколько человек применили новоприобретенные навыки на практике и потом отчитались в результатах перед группой.

Первую историю рассказал Тони о своем 14-летнем сыне Поле.

Запыхавшиеся Пол и его друг Мэтт подбежали к дому, изо всех сил сдерживая смех. Я спросил: «Что у вас произошло, ребята?» «Ничего», – ответили они, переглянулись и расхохотались. Потом Мэтт прошептал что-то на ухо Полу и убежал домой.

«Чего, черт возьми, он велел тебе мне не говорить?» – спросил я Пола. Он не ответил. Тогда я сказал: «Просто расскажи мне правду. Я не буду тебя наказывать».

В конце концов я все-таки вытащил из него информацию. Оказалось, что они с Мэттом поехали на велосипедах искупаться в местный общественный бассейн, но было поздно, и он уже закрылся. Тогда они подергали все двери, нашли незапертую и пробрались внутрь. Потом включили все освещение и начали буянить, носиться вокруг бассейна, сшибая шезлонги и кидаясь подушками… и некоторые из них побросали прямо в воду. Все это показалось им ужасно веселым приключением.

Парню повезло, что я обещал его не наказывать… Поверьте, когда я услышал, что он натворил, у меня было нестерпимое желание выдать ему по полной программе: лишить карманных денег, отобрать компьютер, посадить под домашний арест на неопределенный срок – в общем, сделать все что угодно, чтобы только стереть с его лица эту идиотскую улыбку.

Я сказал: «Послушай-ка, Пол. Это совсем не шутки… То, что вы сотворили, имеет конкретное название: это называется вандализм».

Он покраснел. А потом заорал: «Вот видишь, я же знал, что тебе не надо было ничего говорить. Я знал, что ты раздуешь из этого целую историю. Мы не ничего оттуда не украли и даже не написали в бассейн».

«Что ж, с этим вас можно только поздравить, – сказал я, – но, Пол, это очень серьезная история. Куча народу в нашем городе вкалывала изо всех сил, чтобы собрать денег и построить для своих семей этот бассейн. Это – их гордость, и они тратят много сил, чтобы следить за ним и поддерживать в нем порядок. Кстати, именно в этом бассейне ты научился плавать».

«Чего ты добиваешься? – спросил меня Пол. – Чтобы я почувствовал себя виноватым?»

«Именно так, – сказал я, – потому что ты поступил плохо и теперь тебе надо постараться все исправить».

«Чего ты от меня хочешь?»

«Я хочу, чтобы ты пошел обратно в бассейн… прямо сейчас… и разложил там все, как было».

«Прямо сейчас?!.. Господи, я же только что домой пришел!»

«Да, прямо сейчас. Я тебя отвезу на машине».

«А как же Мэтт? Это же все он придумал. Он тоже должен поехать! Я ему сейчас позвоню».

Короче, он и правда позвонил Мэтту, и тот поначалу наотрез отказался, говорил, что мать его убьет, если узнает обо всем случившемся. Тогда трубку взял я. Я сказал: «Мэтт, вы вдвоем все это натворили, вам двоим и придется все исправлять. Минут через десять мы за тобой заедем».