– Мы с Джулией жаждем подышать свежим воздухом.

– Отправимся лучше скорее домой, мои милые дети.

Матросы и слуги громкими криками радости приветствовали молодых девушек, когда они вышли из хижины.

– Теперь надо произвести здесь тщательный обыск, – сказал Полани. – Капитан Лонтано, прикажите остаться здесь четверым вашим матросам, пока приедет городская стража. Если же кто-либо явится сюда до их приезда, то ваши матросы должны арестовать прибывших. Правительство расследует это дело во всех подробностях.

Только теперь, когда они были уже на открытом воздухе, Полани мог заметить, как сильно отразилось на его детях заточение в темном подвале и пережитые ими душевные тревоги. Полани распорядился, чтобы гондолу причалили ближе к тому месту, где они находились, и затем все вместе направились к берегу. Четверо людей со связанными руками были положены на дно капитанской лодки; туда же посадили Кастальди, и матросам было приказано двигаться вслед за гондолой. По дороге Полани рассказал своим дочерям о том, как Фрэнсису удалось разузнать место их заточения.

– Если бы не он, мои дорогие, то я, вероятно, и не разыскал бы вас, – закончил счастливый отец свой рассказ, – и злодею Мочениго удалось бы осуществить его план.

– Мы до конца дней своих не забудем, что вам мы обязаны своим спасением, Фрэнсис, – сказала растроганная Мария. – День и ночь будем молить Бога за вас, не правда ли, Джулия?

– Да, – отвечала младшая сестра, – мы будем любить вас как родного брата.

– Как же намерены вы поступить с вашими пленными, синьор Полани? – прервал Фрэнсис их слова.

– Я привезу их сперва к себе домой и тотчас же сообщу обо всем в Совет. Оттуда пришлют ко мне стражу, которая отвезет наших пленников в тюрьму. Теперь уже совершенно ясно, какую роль играет в этом деле Мочениго, и даже самые близкие к нему люди не дерзнут защищать его гнусное поведение. Вы себе представить не можете, какое сильное возбуждение в городе произвело похищение моих дочерей. Если бы не вмешалась в дело городская стража, то, кажется, дворец Мочениго был бы разрушен до основания, а друзья Руджиеро не решаются даже показываться на улицах. Когда все это дело кончится, нам надо будет на некоторое время уехать на нашу родину, на Корфу.

– Что касается меня, то я буду очень рада уехать, – сказала Джулия. – Мне на Корфу нравится гораздо больше, чем здесь, там и воздух гораздо мягче и полон аромата, а здесь так жарко и сыро по вечерам.

– А ты, Мария, что скажешь?

– Я тоже буду очень рада уехать, но Венецию я все-таки люблю.

– Но мы поедем ненадолго, дети. Здесь скоро позабудут о нашем приключении, а нескольких недель достаточно будет, чтобы укрепить ваше здоровье.

Гондола приблизилась к ступеням дворца Полани. Их прибытие возбудило общую радость во всем доме. Приготовления к освобождению девушек держались в большой тайне, так как Полани опасался, чтобы в доме не оказался еще какой-нибудь пособник Мочениго. Слуги готовы были разразиться громкими приветствиями, но Полани сделал им знак, чтобы они молчали.

– Синьорины и без того достаточно взволнованы, – сказал он. – Прошу вас отнюдь никому ни одного слова не говорить о нашем возвращении во избежание всяких толков в городе, до тех пор, пока Совет не решит, как поступать дальше.

Девушки поднялись наверх в свои комнаты. Несколько минут спустя подъехала другая лодка с арестованными, которых повели в дом. Увидав синьору Кастальди, закрывшую свое лицо темной вуалью, многие из женщин не утерпели, чтобы не разразиться проклятиями.

– Капитан Лонтано, слуги укажут вам комнату, в которой ваши люди будут стеречь арестованных. Оставайтесь здесь и не пропускайте никого в комнату.

Джузеппе стоял на лестнице, и Фрэнсис, приблизившись к нему, спросил: «Ну, а что же с моей гондолой?»

– Я ее нашел за столбами у ступеней пристани: она вся разбита и залита водой. Вероятно, кто-нибудь оттолкнул ее туда, чтобы она не мешала проезду. На дне у ней несколько дыр, а один бок совсем пробит. Должно быть, наши преследователи со злости пробили ее веслами; я не думаю, чтобы ее можно было починить.

– Ну, делать нечего, Джузеппе! Она все-таки сослужила нам хорошую службу.

– Вам придется идти со мной, Фрэнсис, – сказал подошедший к ним Полани. – В Совете, наверное, захотят допросить вас.

– Я должен буду сказать там, каким образом мне удалось напасть на след ваших дочерей, – обратился Фрэнсис к Полани, когда они сели в гондолу, – а сказать это я могу только если объясню им, как мне удалось раньше подглядеть за сборищем заговорщиков на острове Сан-Николо. Мне не хотелось бы выдавать других лиц, кроме Руджиеро, так как у меня нет никаких доказательств их виновности, да и не желал бы я создавать себе новых врагов.

– Да, это верно, Фрэнсис. Но вы же признали других лиц, кроме Руджиеро, так как же быть?

– Конечно, я ни в коем случае не скрою правды, но лучше, если бы я был избавлен от этой необходимости.

– И я вполне согласен с вами. Но я не вижу иного исхода. Ведь пассажир, которого вы доставляли на остров, был не Руджиеро.

– Может быть, это и был Руджиеро, только утверждать этого я не могу; незнакомец был закутан в плащ и замаскирован, так что я не мог признать его.

– Это очень жаль, Фрэнсис, потому что если бы вы его признали, то достаточно было бы вам объяснить, что вы только из любопытства проследили за ним, не входя ни в какие другие объяснения. Признаюсь вам, Фрэнсис, что мне очень нравится в вас ваше непоколебимое стремление всегда говорить правду, невзирая ни на какие последствия.

– Вы едете теперь прямо в Совет, синьор?

– Нет, нет; мне надо известить суд, что у меня пять арестованных, участвовавших в похищении моих дочерей, и просить, чтобы он распорядился взять их под стражу, а потом я поеду в Совет и потребую суда над Мочениго, для обвинения которого у нас имеются теперь несомненные улики. Я полагаю, что Совет пока удовлетворится моими показаниями и показаниями моих дочерей, а о вас, может быть, мне удастся до поры до времени умолчать. Подождите меня здесь, в гондоле, пока я вернусь обратно.

– Ну, я очень рад, – сказал Полани, после того как вернулся из Совета, – мне удалось-таки умолчать о вашем участии в нашем деле. Уже отдано приказание о снаряжении галеры на материк, чтобы арестовать Мочениго; завтра же должны явиться сюда мои дочери для допроса. Кастальди будет допрошена Советом сегодня же, и я убежден, что она сознается во всем, когда увидит, что все улики против нее находятся в наших руках.

– Я вам очень обязан, синьор, что вы меня избавили от необходимости раскрывать все это дело о заговоре. Теперь мне надо спешить к моему отцу, чтобы успокоить его и рассказать ему все подробности о спасении ваших дочерей. Он, вероятно, с нетерпением ожидает моего возвращения.

– Передайте ему, что я вечером непременно приеду к нему. Мне о многом надо переговорить с ним.