– Хватит пререкаться, старуха! Сдается мне, что ты уже говоришь устами покойницы. Верни украденное, или я рассеку тебя пополам!

Худая колдунья испугалась Харальда, приближавшегося к ней с острой секирой. Скорчив гневную гримасу, она швырнула на земляной пол золотое ожерелье и разразилась грубой бранью. Харальд поднял ожерелье и вышел из землянки лекарки. Ему предстояло найти надежное укрытие. Оглядевшись вокруг, он увидел на соседнем пригорке полуразрушенный сарай и решил спрятаться под его просевшей крышей.

По пути к сараю он размышлял над кённингами незаконченной висы. «Багряный муж» – это Тормод, обагренный кровью. «Зубец железный» – ржавый наконечник стрелы, прилетевшей неизвестно откуда. Топкая тропа, ведущая к сараю, подсказала Харальду еще один ответ. Бродяга, которому Тормод отсек воровскую кисть, бежал по этой тропе. Вдоль нее тянулся след из кровавых пятен. Глядя на кровавый след, Харальд сразу же вспомнил, что скальды называют кровь «болотом язв», а рану – «тропой». Но он не мог понять, кого скальд назвал худой женой, которой принадлежит обагренный кровью муж с железным обломком у самого сердца. Лекарка, клещами выдернувшая стрелу, была изможденной старухой. Но разве скальд принадлежит этой ведьме? Может быть, Тормод вспомнил Торбьёрг Черную Бровь из Долины Эрна, в чью честь он сложил хвалебную песнь? Говорили, что девушка очень высока и худощава. Но Черная Бровь не жена скальда. Впрочем, вот разгадка! Не далее как сегодня утром Тормод призвал войско на встречу с худой женой. Как говорится в Древних Речах Бьярки:

В Древних Речах слово «битва» заменено на имя «Хильд». Так сказано: «Я вас побуждаю баловать Хильд», и всякий понимает, что Бьярки зовет друзей на битву. Хильд – одна из валькирий, которых одноглазый Один посылает на каждую битву. Они мчатся по воздуху на крылатых конях, а от блеска их доспехов на небе возникает сияние, видимое только в Северных Странах. Валькириям дано право решать, кто выживет, а кто падет на поле сражения. Потом они подбирают павших и уносят их в Вальхаллу. Имя «Хильд» означает Свирепствующая, она великанша ростом и костлява. Свирепствующая находит упоение в битвах, которые часто называют «хохотом Хильд» или «вьюгой Хильд». Валькирия – та самая худая жена, которой по праву принадлежит обагренный кровью муж. Хильд унесет скальда в Чертог Мертвых, куда он так стремился попасть.

Харальд шептал: «Бури дня». Наверняка это сегодняшняя битва. А что скальд имел в виду под словом «дюже»? Наверное, он хотел сказать, что его рана ноет дюже. А лучше так – «метки бури дня саднят мне дюже». Он чувствовал, что получилось не очень складно, зато он закончил вису, сложенную прославленным скальдом.

Раненый Харальд с большим трудом добрался до сарая, стоявшего на вершине холма. Дверь сарая была выломана, и он вошел внутрь. На полу лежал толстый слой валежника. Харальд опустился на валежник, надеясь отдохнуть и набраться сил. Но едва он прилег, за полуразрушенной стеной сарая раздались голоса. Он поспешно зарылся в валежник, чтобы его не заметили. Голоса приблизились, было слышно каждое слово. Из отрывочных восклицаний Харальд понял, что к сараю подошли дружинники лендрманнов, участвовавших в битве на стороне язычников. Дружинники спорили о том, куда исчезло тело Олава конунга.

– Нет нигде, – произнес грубый голос. – Торир Собака как с цепи сорвался. Рычит, что всего несколько часов гонялся за Дагом, а когда вернулся, тела конунга не было на месте.

– Надо спросить у бондов. Наверняка они утащили мертвое тело, чтобы предать поруганию. У них здорово накипело против Олава конунга.

– Бондов не найти. Прямо удивительно! Было такое огромное войско, а к вечеру все разошлись. Они спешат по домам к своим коровам и козам.

– Посмотри в сарае, – приказал старший из дружинников.

Харальд затаил дыхание. Он услышал, как дружинник зашел внутрь. Наверное, вглядывался в полутьму. Хруст веток, сопровождавших его шаги, громко отдавался в ушах юноши. Никого не обнаружив, дружинник вышел.

– Там пусто!

Дружинники удалились. Когда вдали замолкли их голоса, Харальд перевел дух. Его мучил стыд. Быть может, следовало отбросить валежник, подняться во весь рост и принять бой с людьми Торира Собаки? Но с одной рукой он вряд ли бы причинил им большой вред, а вот его самого наверняка бы убили. Разумнее спрятаться, тем более никто не узнает о проявленном малодушии. Никто, кроме него самого, а от самого себя ничего не скроешь. А что бы посоветовала мать? Аста наверняка взглянула бы на трусливого сына холодными синими глазами и отвернулась бы с презрением. С каким негодованием она рассказывала сыновьям о том, как ярл Хакон по прозвищу Злой Ярл прятался от врагов в свином хлеве. В хлеву вырыли глубокую яму, закрыли ее бревнами, сверху насыпали земли и навоза и запустили в хлев свиней. Ярл несколько дней сидел в яме, согнувшись в три погибели, под хрюканье свиней, пытаясь сохранить свою жалкую жизнь, вместо того чтобы выйти к своим преследователям с оружием в руках и принять достойную смерть.

Харальд возблагодарил Бога, что его убежищем стал сарай, а не свиной хлев. Валежник лучше вонючего навоза. Сухо и хорошо пахнет. Впрочем, с края связки валежника намокли. Харальд пытался определить, откуда натекла лужа, но слабость одолела его. Он с трудом отодвинулся подальше, нащупал сухое местечко и забылся тяжелым сном.

Утром он пробудился от холода. Нестерпимо ныло предплечье. Рукав рубахи намок в чем-то густом и липком. Действуя левой рукой, он отбросил несколько вязанок валежника и замер в изумлении. На ложе из ветвей лежал конунг Олав Толстый. Его бледное лицо дышало спокойствием, глаза были широко открыты и пристально смотрели на брата. Связка валежника, отброшенная к стене, шумно сползла вниз. Харальду почудилось, что конунг шевельнулся. Юноша отпрянул от тела и выбежал из сарая.

Из утреннего тумана, окутавшего холм, на него в испуге смотрели два бонда, пожилой и молодой. Харальд предстал пред ними как мертвец, восставший из могилы. Бонды приготовились бежать без оглядки, но тут пожилой узнал юношу. Щурясь, чтобы лучше разглядеть его лицо, он робко спросил:

– Не младшего ли брата Олава конунга видят мои глаза?

– Я Харальд, сын Сигурда. Там… под валежником… или мне почудилось спросонья?

Сейчас Харальд не знал, что и подумать. На самом ли деле он видел брата? В белесом тумане все казалось зыбким, как в сновидении. Пожилой бонд поспешил развеять его сомнения:

– Тебе не почудилось. Мы спрятали тело конунга в сарае. Перед битвой Олав конунг просил нас позаботиться о мертвых, а если будет суждено погибнуть ему самому, то велел спрятать его тело, чтобы потом предать христианскому погребению. Мы местные бонды. Я – Торгильс, сын Хальма, владелец здешних земель, а это мой сын Грим Добрый.

Харальд разглядел глупую ухмылку на лице бонда помоложе. Видимо, прозвище дали дурачку в насмешку. Подтверждая его догадку, Грим простодушно добавил: