14

Угол Казанской и Демидова переулка

Мочалов с солдатской прямотой заявил: он голоден так, что готов сожрать любого. Ничто человеческое не чуждо даже сотрудникам охранки. А за едой с аппетитом порой можно сболтнуть лишнего. Ванзаров пригласил ротмистра на поздний завтрак в ресторан гостиницы «Виктория». Кухня отменная, заведение поблизости, далеко ходить не надо.

Усевшись за столик, Ванзаров наблюдал, какое действие оказывает жандармский мундир ротмистра. Официанты перестали беспорядочно бегать по залу, небольшой оркестр затих, а гости незаметно перебрались подальше от опасной парочки. За свою репутацию, которая пострадает после прилюдного завтрака с жандармом, чиновник сыска не беспокоился. А ротмистр давно привык к страху и почтению, что вызывали его аксельбанты. Он живо взялся за рубленые котлеты с вареным картофелем и чухонским маслом, не забывая запивать хорошими глотками шабли. Ел Мочалов, как ест здоровый крестьянский мужик после тяжкой работы в поле. Любо-дорого посмотреть. Но посетители ресторана старательно обходили взглядами их стол. Даже дамы, которым полагается интересоваться заметными одинокими мужчинами, особенно когда их двое.

Пока организм ротмистра насыщался, Ванзаров разложил на столе находки из карманов утонувшего. Квицинский имел при себе: карманные часы на золотой цепочке, перочинный ножик, смятый цветок, промокший платок, портмоне и записную книжку в сафьяновом переплете. Портмоне хранило несколько сотенных купюр, счет из ресторана «Данон» от вчерашнего числа и телеграфную квитанцию отделения на Варшавском вокзале.

Ванзаров раскрыл слипшиеся листы записной книжки.

Квицинский вел записи карандашом. Иначе без Лебедева и его лаборатории прочесть было бы невозможно: вода смывает чернила. Слова сохранились. Леонид Антонович проявил похвальную осмотрительность: никаких фамилий и адресов, только сокращения. Последняя запись стояла на 1 ноября. Выглядела она так:

10. ВО/ΑΩ!

На предыдущем листке за 31 октября было пусто. Завтрашний день, 30 октября был не слишком занят:

12. Г-к. (?)

4. С-й.

6. М-а/СГ.

Сегодня, 29 октября, господин Квицинский собирался:

11. КР./СГ.

3. Об./Г-к.

6. МК.

Нельзя сказать, что в эти дни сотрудник охранки планировал загрузить себя трудами. Зато вчера у него выдался день, полный забот:

9. КР./В-т.

11.15 Варш.

6. МК.

7. Т-в.

8. Дн./Р.

10. М-а.

Шифр казался несложным. Перебрав несколько мокрых страничек назад, Ванзаров нашел разгадку: с кем была последняя встреча, намеченная Квицинским вчера на десять часов вечера. Для этого следовало сопоставить «М-а» с днем, когда Ванзаров случайно узнал маленький секрет сотрудника охранки. Отлепляя и перекладывая пустые странички, Ванзаров нашел, что одна вырвана там, где должны быть планы на 3 ноября. Вместо нее остался чуть заметный корешок. Смыла вода отпечаток карандаша на соседней странице или криминалистика окажется сильнее, мог сказать только Аполлон Григорьевич. Тут логика бессильна.

Ванзаров спрятал вещи Квицинского в карман пиджака и разлил остатки вина. Французскую виноградную жидкость он пил исключительно по необходимости, считая пародией на древнегреческое вино, то есть бесполезной тратой времени.

– Горделив был Леонид Антонович, не так ли? – сказал он, поднимая бокал, не чокаясь.

– Ваша правда, хоть и друг он мне был давнишний, но высокого мнения о себе был Леонид, царствие ему небесное, любимчик нашего командира, – ответил Мочалов, одним глотком опустошив полбокала.

– Кого Квицинский встречал вчера на Варшавском вокзале?

Ротмистр легкомысленно пожал плечами.

– Агента, наверное. Эти подробности у нас даже господину полковнику не докладывают.

– Отчего у вас в отделении не поставили полицейский телеграф?

– Да что вы! Как можно… Стоит машинка… Вещь непременная. – Мочалов работал челюстями, как гребным винтом. – Скоро прямой телефон в Москву протянут. Без этого теперь нельзя.

– Вчера утром в крепости Леонид Антонович допрашивал эту Крашевскую… – аккуратно спросил Ванзаров, делая ставку на разгадку сокращений «Кр.» и «В-т.».

– Он допрашивал! – хмыкнул ротмистр. – Я все костяшки отбил, сорочку запачкал, а Леонид умные вопросы задавал. Пыль в глаза господину полковнику пускал очередной раз. И опять: без толку… Ничего эта, как ее…

– Электрическая женщина, – подсказал Ванзаров.

– Вот-вот, именно. Крепкая полька, ничего не сказала, только посмеивалась. Так знаете, что Леонид предложил после допроса?

– Боюсь предположить.

– Вызвать гипнотизера и погрузить ее в транс! – торжественно сообщил Мочалов. – Только представьте этот цирковой номер! А господин полковник согласился, на все глаза закрывает. Эх, дали бы мне ее в оборот, такое устроил бы без всякого гипноза, запела бы, как миленькая.

Дамам и господам с шаткими нервами не следовало знать, что бы мог устроить ротмистр. Они и так отсели от него подальше. У Ванзарова нервы были покрепче.

– Как полагаете, в чем причина интереса Квицинского к спиритизму?

Мочалов накрепко вытер рот салфеткой и отбросил в сторону.

– У него, видите ли, была теория: при помощи спиритических сеансов предотвращать покушения и вообще нанести такой вред революционному движению, от которого мерзавцы уже не оправятся. Например, узнавать, где склады оружия, подпольные типографии, когда прибывают посыльные из заграницы, где держат общую кассу и тому подобное. Без помощи агентов и провокаторов, а так сказать, загнув с вершин спиритизма. В любое время, когда будет угодно. Идея сильно пришлась по душе господину полковнику. Квицинский получил, можно сказать, карт-бланш. Делай, что хочешь, только дай результат.

– Много времени уделял?

Мочалов усмехнулся.

– Только этим занимался. Никаких других обязанностей. На сеансы спиритические ходил, знакомства с приезжими знаменитыми медиумами водил, в кружке спиритическом состоял, посещал их заседания.

– В кружке при журнале «Ребус»? – спросил Ванзаров.

– Нет, о таком не слышал… Леонид называл… Кажется… – Тут ротмистр напряг все извилины, какие у него имелись. – Ведь говорил же… Ах да: Петербургский медиумический кружок. Они на Сергиевской собираются.

– И что же, Квицинский сам вызывал спиритические силы?

Ротмистр только плечами пожал:

– Не удивлюсь. Примерил на себя личину и не мог отказаться, так увлекся. Да все без толку. Одни разговоры, а если касаемо результатов, то, по моему мнению, их не было вовсе. Господину полковнику терпения хватит ненадолго.

Настал момент, когда надо было коснуться главного. Коснуться осторожно.