– Громче! Что вы мямлите, молодой человек! Латынь – язык гордых людей! Извольте говорить с гордо поднятой головой!

Понимая, что спасения нет и не миновать отцовского ремня, Заморин напоследок решил повеселить класс. Чтобы товарищи по несчастной латыни запомнили его героический поступок.

– Берекус-перекус, мелекум-керекум! – выпалил он, передразнивая, и зажмурился. Вот сейчас указка начнет с его шеи то, что снизу спины довершит ремень.

Но тут случилось чудо посильнее взгляда легендарной Медузы.

– Очень хорошо, юноша, – без тени иронии сказал Горгона. – Продолжайте: третье спряжение…

– Абес-мапес, фикус-какес! – сообщил Заморин, которому терять было нечего.

– Прекрасно… И теперь завершите четвертым…

– Вакупумис-дурукумис-пумпурумис!

– Вот, господа. – Горгона указал на замершего гимназиста. – Вот вам образец того, как надо учить латынь. Блестящие познания, Заморин. С легким сердцем ставлю вам «отлично».

Решительно не понимая, что случилось, и вообще, не сон ли это, Заморин вернулся за свою парту. Со всех сторон на него смотрели одноклассники. Притихшие и восхищенные.

– Так. Прошу к доске господина Нечурина. Проверим ваши познания в глаголах, юноша, – сказал Горгона, помахивая указкой.

Очередная жертва поплелась к ужасному концу. Нечурин обернулся, как идущий на казнь, и заметил, что товарищ его, Заморин, хитро подмигивает.

Гимназист намек понял. Только бы хватило духу под взглядом Горгоны.

12

Екатерининский канал

Само собой вышло, что пристав вытянулся в струнку. Хоть по армейскому чину был младше его немного: в полицию Вильчевский пришел в звании подполковника по армейской пехоте. Но перед этим человеком ощущал себя младшим офицером, если не рядовым – такой страх и трепет вызывал господин полковник жандармского корпуса.

Пристав докладывал обстоятельства старательно: как утром городовой заметил, что местный бродяга вытащил из воды тело, как оставили его на ступеньках и не трогали до прибытия сыска. Карманы не обыскивали, причину смерти по внешнему осмотру установить не удалось. Выслушав, полковник приказал находиться поблизости. Вильчевский козырнул и попятился к городовым, испытав истинное облегчение.

Пирамидов подошел к Ванзарову, который с высоты набережной наблюдал, как двое сотрудников охранки, ротмистр Мочалов и чиновник Сокол, занимаются одеждой утопленника.

– Благодарю.

– Не за что, – ответил Ванзаров, не отрывая взгляда. – Чистая случайность, что послали меня.

– В некотором роде повезло, – сказал полковник. – Долго бы его разыскивали.

Что было правдой. Тело, попавшее в участок, могло пролежать сколько угодно. Вся полиция сбилась бы с ног, искавши, и не вдруг нашла. Никто бы не подумал, что сотрудник охранного отделения не пропал, не сбежал в Финляндию, а безымянный лежит в мертвецкой участка.

– Господин полковник, позвольте отбыть, – сказал Ванзаров, отвернувшись от тела, которое дотошно обыскивали.

– Останьтесь, – последовал резкий ответ.

– Прошу простить, подобным происшествием сыскная полиция заниматься не может.

– Мне решать, кто может, а кто не может, – сказал Пирамидов тоном, не оставлявшим сомнений в этом праве.

Засунув руки в карманы пальто, Ванзаров оставался внешне спокоен и независим.

– То, что сразу опознали Квицинского, не полезли сами, а вызвали нас, говорит о вашей разумности, – начал полковник. – С другой стороны, я не забыл ваш недавний поступок.

– Какой именно, господин полковник?

– Обдурили Квицинского, но не меня. Думаете, сразу не понял, какой бесполезный хлам ему подсунули? Обманули доверчивого человека, а еще джентльменский договор с ним заключили. У нас мозгов хватает, разобрались. А ваш блеф раскрыт, Родион Георгиевич. Жаль, Леонид Антонович не сможет отплатить вам. Но смогу я. И очень того желаю.

Пирамидов выговаривал накопившуюся обиду. Мешать ему, а тем более оправдываться не следовало. Ванзаров умел слушать признания, что является оборотной стороной психологики вообще и способности раскрывать преступников в частности. Особенно следовало помалкивать, если начальник охранного отделения признается в личной неприязни.

– Однако я готов закрыть глаза на ваш подлый поступок, не доводить его до сведения вашего начальства и даже посчитать шуткой, – продолжал полковник. Взглядом своим, тренированным на допросах в тюремных камерах, он давил и давил чиновника сыска. К его сожалению, Ванзаров не уступал, упрямо отвечая прямым взглядом, что задевало Пирамидова. – В нынешних обстоятельствах у меня нет иного выхода…

– Что именно ожидаете от меня? – спросил Ванзаров, вместо того чтобы принести хотя бы формальные извинения. Он знал, что закоренелый преступник не признается никогда. И правильно делает. Иначе пришлось бы слишком долго объяснять.

Пирамидов стерпел и это.

– Спрошу напрямик: считаете ли возможным, что Квицинский, молодой, сильный, умный и ловкий сотрудник охранного отделения, мой личный помощник, не буду этого скрывать, вдруг решил покончить с жизнью и нырнул в Екатерининский канал?

– Мне неизвестны обстоятельства его частной жизни.

– Он счастлив в браке, финансовых затруднений нет, в карты не играет, выпивает чрезвычайно редко и только шампанское.

– Неприятности по службе.

Полковник нетерпеливо дернул подбородком.

– Придумайте отговорки поумнее.

Чиновник сыска дипломатично смолчал.

– Повторяю вопрос: вы считает самоубийство возможным?

– Нет, – ответил Ванзаров, все еще отражая суровый взгляд.

– Благодарю. Можете привести хотя бы один аргумент?

– Когда Квицинский пропал? – спросил Ванзаров, и без того примерно зная ответ, который читался по лицу трупа. Требовалось, чтобы Пирамидов немного сбавил напор.

– Мы расстались вчера в первой половине дня, – ответил он, не уточняя, где и при каких обстоятельствах. – Квицинский отправился по делам службы и не вернулся в отделение вечером. Что иногда случалось, если дела требовали его присутствия. Но сегодня утром его супруга прислала записку: Леонид Антонович не ночевал дома. На утреннем совещании не появился, чего не могло быть ни при каких обстоятельствах. Так что скажете о ваших наблюдениях?

– Во-первых, господин Квицинский одет для торжественного вечера. Если не ошибаюсь, на нем парадный костюм, крахмальная сорочка, галстук. Из кармашка жилетки свисает золотая цепочка часов, в галстуке брильянтовая заколка, обручальное кольцо и перстень на месте.

– Хотите сказать, его не грабили на улице?

Ванзаров кивнул:

– Полагаю, сотрудник охранного отделения нашел бы способ защититься от нападения…