Они явились, чтобы совершить ограбление, и, очевидно, она стояла прямо перед кассами со скрещенными на груди руками (она этого не помнит). Они требовали денег.

— Вам отсюда ничего не удастся взять, — сказала она, — разве что выбрать кое-что из меню, и то придется сначала за все заплатить, прежде чем вы это получите, и я вам еще раз напоминаю, вынесите отсюда садоводческие приспособления, тем более что они должны быть в упаковке, и в этот ресторан запрещено вносить какие бы то ни было инструменты для озеленения, если хотите поесть, придется оставить их за дверью.

На грабителях были шерстяные шапки с прорезями для глаз, натянутые на лицо, так чтобы никто не мог их узнать, и когда один из них услышал все то, что она сказала, он рассмеялся, словно от безысходности, — тот, что с пилой, — и опустил одну руку, и она заметила на другой руке протез и по этой фальшивой руке узнала его, да, это был Джейсон Робертсон из Киммилайс, который лишился руки, попав в аварию на мотоцикле, и у него еще изуродовано лицо, она знала его пять лет назад, когда они учились в школе, и все знали, кем он стал после того, как все это произошло. «Ты случайно не Джейсон Робертсон?» — спросила она, и тот, что с секатором, выругался, а другой, ждущий в дверях с воздуходувкой, бросил инструмент на пол и заорал: «Я же говорил тебе надеть сверху твой гребаный чехол». Значит, одним из этих парней был Рич Риак, так как они с Джейсоном Робертсоном всегда слонялись вместе, к тому же она уловила что-то знакомое в том, что с секатором, да, она права, это был он в шапке с дырками, но она все еще не могла узнать того, который стоял в дверях, они называли его Кевином или, возможно, Гэвином. Она помнит, что Рича звали иначе, на самом деле он был Гордоном Риаком из тех домов, что расположены на другой стороне канала. В те времена он здорово играл в футбол. Он все еще одной рукой прижимал раскрытым секатором Майкла Карди к стене; другой рукой он приподнял шапку на лице, чуть выше кончика носа, и вытащил ртом сигарету из пачки.

— Здесь нельзя курить, — выпалила Кимберли.

Рич Риак выронил сигарету изо рта, когда открыл его, чтобы выругаться. Ему пришлось наклониться за сигаретой, и тогда он не мог больше прижимать Майкла Карди к стене. Джейсон Робертсон смотрел на Кимберли. Она видела его глаза через отверстия в шерстяной шапке.

— Я — не Джейсон Робертсон, — с нажимом сказал он.

— Я знала тебя в школе, — возразила Кимберли и заметила, как его глаза скользнули по ее значку, где было написано имя.

— Кимберли Маккинлей, — произнес он.

— Я училась в другом классе, — объяснила она, — поэтому ты не помнишь меня.

— Но я — не Джейсон Робертсон, — снова сказал он.

— Идет охрана, Джейс, — сообщил тот, которого они называли Кевином или Гэвином.

Кимберли Маккинлей подняла брови. У Джейсона Робертсона забегали глаза. Кевин или Гэвин встал за дверь, подняв над головой воздуходувку, будто готовился нанести сокрушительный удар, кто бы ни вошел.

— Охранника зовут Род, — сказала Кимберли Джейсону Робертсону. — Ему под шестьдесят. У него больная жена. И вы записаны на камерах видеонаблюдения.

Из глубины грубых разрезов маски глаза Джейсона Робертсона выглядели так, словно у него вообще не было никакого лица.

— Номерные знаки на автомобиле мы обмотали коричневой бандерольной пленкой, — прошипел он. — Сзади и спереди. У них нет ни малейшей возможности установить, чей это автомобиль.

Если она не проговорится кому-нибудь, то никто и не узнает о них, вот что он имеет в виду.

— Скажи ему, чтобы он убрал ножницы с шеи моего служащего, — спокойно произнесла Кимберли. Она смотрела прямо в глаза грабителю. Не мигая.

Как можно жить с чужой рукой, которая вообще по сути не рука, немыслимо даже вообразить. Как такое возможно, когда нет той руки, с которой родился. По дороге с работы домой Кимберли наблюдает за своей рукой, переключающей передачу. Это так естественно переключить скорость. Делаешь это, не задумываясь. У нее ухоженная рука, с хорошим маникюром. В настоящее время это рука менеджера. Она перевернула руку ладонью вверх, мельком глянула на нее, а потом снова перевела взгляд на дорогу. Это — часть ее самой, которую она могла потерять, окажись на его месте. Она знает, где расположена ее линия сердца, главная линия и линия жизни. Из книг ей известно, что правая рука — это твоя реализация, то, чем ты фактически занимаешься в жизни, левая рука — заложенный в тебе при рождении потенциал, символ твоего предназначения. Надо же такое представить, чтобы лишиться своих линий, оставив их где-нибудь, подобно лисе или кролику, потерявших лапу в капкане. Нет, намного хуже, чем капкан. Он упал с мотоцикла на скорости и ударился о землю или что-то другое с такой силой, что тут же лишился своей руки, возможно, даже не почувствовав этого из-за прилива адреналина, попал в больницу, даже не узнав об этом. Или, возможно, она была слишком сильно обожжена, и позже они должны были ее ампутировать. Кто знает. Все, что ей известно, так это то, что он был на мотоцикле, а из-за поворота выскочил автомобиль или, может, какое-то животное, и он резко свернул в сторону, чтобы избежать столкновения, и врезался во что-то, его мотоцикл загорелся, и в больнице ему должны были делать пластическую операцию на лице. Кимберли пытается вспомнить его прежнее лицо, но тщетно. В школе он был светловолосым мальчиком. Впоследствии бросил школу. Потом как-то она зашла в паб, и он там сидел. Она даже не взглянула на него, а когда вернулась домой и в темноте ложилась спать, ей стало стыдно оттого, что она так поступила.

Она показывает левый поворот, хотя никого нет ни позади, ни впереди нее.

Вошел старый Род — сотрудник службы безопасности. Он встал посреди комнаты и вылупился на парней в шапках с прорезями, как будто только что проснулся. Он выглядел слишком дряхлым. Форменная одежда, принятая в этом месте, всегда заставляет его выглядеть таким образом.

Кимберли уверила его, что все в порядке.

— Я заметил что-то странное на мониторах, — сказал Род. Он обращался только к Кимберли. — Что это у них такое на головах?

Кимберли пожала плечами.

— Не спрашивайте меня об этом, — ответила она.

— Модное веяние, — вмешался Джейсон Робертсон.

— Они пытаются продать мне свое старое садоводческое барахло, — снова перехватила инициативу Кимберли. — И уже уходят. Сейчас только Майкл отдаст им заказ. Майкл?

— Майкла стошнило на пол, — сообщил Доллэс.

— Возьмите швабру, Доллэс, и уберите за ним, — велела Кимберли, встала за другую кассу и ввела кодовое число. Касса заработала. — А теперь еще раз скажите, что вы хотели бы заказать, ребята? — твердо произнесла она, и все трое, не снимая шерстяных шапок, повернулись к ней и уставились на висящее поверх ее головы меню.

Кимберли, хорошо справлявшаяся с задним ходом, аккуратно въезжает в маленькое пространство и глушит двигатель. Она откидывается на спинку сиденья. Смотрит на фасад дома, в котором живет. Ее сестры уже спят, одна в задней части дома, другая — в фасадной. Шторы пора бы выстирать; сегодня вечером, прежде чем пойти на работу, надо будет не забыть это сделать. Она кладет голову на руль.