Паша-солдат уходил все дальше и дальше в себя, домой, в свою бессмертную сущность, туда, где нет тревог, нет страха смерти, ужаса войны, страстей, желаний и немыслимых надежд на мирную послевоенную жизнь.

Он уходил, как рыба в глубину, к истоку своего бытия, к тому, что называют чудесным, неуловимым, вечно пребывающим и неизменным, он заглянул в самую суть существования — еще немного, он бы не вернулся, исчез в нирване, только бы его и видели.

Но тут Степан Степанович с силой дернул Пашу-солдата за нос. Паша вскрикнул — и именно в этот момент обрел полное, абсолютное и окончательное просветление.

— Да меня ведь нет!!! — сказал он радостно.

— Конечно! — воскликнул Степан, ликующе хлопнув себя по ляжкам. — И меня тоже нет! И ее нет!

— Ах! — облегченно вздохнула Матильда и с грохотом опустила тарелки в раковину.

— Поэтому, — сказал Степан, — спокойно, Паша, созерцай поток меняющихся форм и твердо знай: ни одна из них не реальна.

Степан обнял его, поздравил и сказал:

— Ну, а теперь ступай. Трудись усердно и неси мое Учение в Сибирь и на Дальний Восток. И повсюду распространяй Истину об иллюзорности феноменального мира.

Павел поклонился Степану Степановичу, простился с Матильдой Ивановной, взял вещмешок со скрученной шинелью и вышел на улицу.

Был вечер, и уже сгустились сумерки. Кузнечики поют. Пахнет яблоками, травой, зажглись звезды в небе. Идет Паша — и весь светится. Видит, навстречу ему тоже движется некий светящийся объект. Это Луша помыла в столовой посуду и возвращалась домой.

А дальше Степану с Матильдой приходит письмо:

«Здравствуйте, дорогие Степан Степанович и Матильда Ивановна!

Пишут вам Луша и Паша. В тот вечер мы встретились, сразу узнали друг друга, сами не помним, как очутились на станции Кратово, пригородной электричкой доехали до Москвы, а на вокзале смешались с толпой, сели на поезд в Сибирь и поехали на комсомольскую стройку в Актюбинск. Я теперь знатная плиточница, Паша — в бригаде шофером. Мы живем в общежитии, нам дали комнату. А Ваша фотография, Степан Степанович, стоит у нас на комоде. К нам с Пашей часто приходят друзья и все всегда спрашивают: „Что это за баба в платке?“. А Паша им отвечает: „Это наш с Лушей Учитель, известный просветитель и мастер дзен“. И обращает тут всех без разбору в буддийскую веру.

С приветом, Луша».

И маленькая приписка в конце — от Паши:

«Тут очень много морошки!».

39. Степан прожил долго и до старости отличался завидным здоровьем, хотя выпивал. Матильда его за это ругала, а в день получки встречала у проходной и отбирала всю зарплату.

Но Степан Степанович заначивал.

Причем по двум направлениям.

Втайне от Матильды он припрятывал дома деньги и спиртное. И в этом деле проявлял исключительную изобретательность и виртуозность.

Матильда в ответ развивала мудрую интуицию, перед которой меркло хитроумие Степана. Куда бы он ни спрятал поллитру, даже четвертинку, как бы ни замаскировал — хоть в печь, хоть в печную трубу, и в подпол, и на чердак, и в сарай, и в темный уголок за буфетом — повсюду она отыскивала ее и ставила на стол, когда приходили гости.

Припрятанные Степаном деньги найти было труднее: бумажные денежные знаки он, например, раскладывал между страниц Большой Советской Энциклопедии в пятидесяти томах. Он клал деньги в наволочку от своей подушки, рассовывал в башмаки под стельки, хранил в пакетах с мукой, сахаром или крупой, закапывал в огороде в железной кружке с крышкой!..

Матильда Ивановна искала и находила, звала гостей и закатывала пир.

Однажды Матильда никак не могла отыскать заветный тайник. В великом нетерпении ходила она по комнате, заглядывая туда-сюда, шарила по карманам его пиджака и брюк, воскресного пальто, садовой телогрейки, разворошила постель, взглянула под матрац, полезла под кровать…

Вдруг Степан возвращается с работы и застает вышеописанную картину.

— Матильда! — строго сказал он. — Из-за дурной кармы, накопленной тобой в прошлых перерождениях, имеется препятствие, которое не позволяет тебе отыскать мою заначку. Поэтому тебе следует успокоиться и перестать хлопотать.

— Все равно найду! — сказала Матильда.

Она села в кресло, вздохнула глубоко, закрыла глаза и погрузилась в молчание, очищая свой дух. Так она сидела, прислушиваясь к собственному сердцу, отрешаясь от всех возникающих мыслей, успокаиваясь и входя в согласие с тем, что называют чудесной, неуловимой, вечно пребывающей окончательной реальностью и свободным путем вещей.

После длительного молчания она произнесла одно только слово:

— Будда.

— Да, — сказал расстроенный Степан и посмотрел на медную статуэтку пузатого хохочущего Хотея, японского Будды, который стоял у них на телевизоре. Она была полая внутри и Степан Степанович неделю назад засунул туда деньги.

Матильда встала с кресла, подошла к телевизору и вытряхнула из хохочущего Хотея Степину заначку.

Степан Степанович сделал паузу и сказал:

— Теперь ты видишь, Матильда, как созерцание своей собственной сущности может привести к постижению истинного содержимого не только людей, но и богов.

40. Однажды Матильда снова принялась искать деньги Степана. Она перекопала весь огород, вверх дном перевернула квартиру. И наконец, потеряв терпение, схватила смеющегося Хотея и стала его трясти в надежде, что Степан опять сунул туда свою заначку.

— Сразу видно, Матильда, — сказал Степан, — что ты еще не постигла великого смысла. Сколько раз тебе можно повторять: всё, что имеет форму, — он отобрал у нее Будду и поставил его обратно на телевизор, — нереально и обманчиво. Ты больше, Матильда, чем это тело и ум, ты охватываешь собою Вселенную, а всё тебе, дуре, кажется, что чего-то не хватает. Внутри тебя заключены мириады миров, а ты рыскаешь и вынюхиваешь мои скромные заначки. Сразу видно, что ты Матрена, а никакая не Матильда.

Эти его слова поколебали тысячелетнее невежество Матильды Ивановны, и она воскликнула в великом волнении:

— Клянусь успешно завершить Путь Будды, сколь бы непревзойденным он ни был! Только прошу тебя, Степан, из сострадания ко мне сказать, куда ты спрятал заначку на этот раз?

Степан Степанович молча задрал майку — рыжий, волосатый, конопатый, хромой, он ходил по дому в белой майке, в черных семейных трусах по колено — и показал, что деньги были закручены в резинку от трусов.

В этот миг Матильда обрела окончательное просветление, избавилась от ложных взглядов и никогда больше не допускала неправильного функционирования своего сознания.

41. У моей бабушки, первой жены Степана, Фаины был кот. Звали его Пушок.

У кота были пышные бакенбарды, зеленые глаза, по спине шла черная полоса, хвост, как у енота. Его отдал Фаине один специалист по коже Александр Сергеевич (он шил хромовые сапоги), потому что жена Александра Сергеевича Лариса Михайловна, женщина тонкая, интеллигентная, окончившая в свое время Смольный, не могла слышать, как этот кот истошно вопит по ночам.