class="p1">– Эта женщина поживет у нас некоторое время. Так что там с барашком?

Девочка вытаращила глаза. Было ясно, что к гостям, которые остаются с ночевкой, она не привыкла.

– Что с барашком, Лив?

– Он опрокинул одну из… Пап, а где она будет жить?

Лив не могла отвести взгляд от незнакомки, которая некоторое время будет жить у них. А у Эльсе при виде внучки ком подступил к горлу.

Девочка, слава богу, выглядела здоровой. Она была больше похожа на отца, чем на мать. В ней не было ни грамма лишнего веса, волосы были подстрижены коротко, а глаза – темные и глубокие. По ее движениям и одежде можно было подумать, что это мальчишка. На ней были поношенные джинсы, которые, по-видимому, очень давно не стирали; кожаные ботинки, которые когда-то были белыми, просто их давно не чистили, и дырявая блузка. В кожаном чехле, пристегнутом к ремню, висел перочинный нож, так естественно, словно все дети носят такой, и судя по затертой рукоятке – она им часто пользовалась.

– Эта женщина остановится в белой комнате. Я могу отнести ее вещи, а потом схожу проверить барашка. А ты пока можешь отвязать лошадь и прогуляться, если хочешь.

Лив повернулась и радостным галопом поскакала выполнять поручение, а Йенс живо схватил сумки матери и понес их в самую дальнюю комнату дома.

Эльсе не отводила от него взгляд.

– Пойду поставлю кофе, – донеслось где-то позади. Это была Мария, которая тяжелыми шагами поплелась к дому.

Эльсе подумала, что мусор, вероятно, может быть свален и в комнатах, и очень боялась, что ее подозрения подтвердятся.

В белой комнате она едва нашла место для своих сумок, да и ничего белого там уже не было, поскольку вещи высоко громоздились вдоль стен. Та роскошная кровать, которую когда-то изготовил Силас, стояла за недоделанными изделиями из мастерской и чем-то очень похожим на хлам со свалки. Тут было все: банки, люстры, лыжи, подушки, старые картинные рамы. И все это – в плачевном состоянии. «Зачем им все эти вещи?» – спрашивала себя Эльсе.

Сначала Эльсе думала попросить у Йенса разрешения переехать в свою старую комнату на втором этаже, но, увидев, в каком она состоянии, – расхотела переезжать. Во всяком случае, лес мусора в белой комнате был лучше лосиной головы, которая испуганно таращилась на нее и висела прямо перед кроватью.

Очевидно, что мест, поддающихся уборке, на Ховедет не осталось.

Свет и воздух

Я заперла лошадь в сарае и хотела, как обычно, насладиться этим счастливым моментом, когда мы с Карлом могли расчесать ее и погладить, но в тот день я не придумала ничего лучше, чем просто сидеть и наблюдать за тем, как она ходит и топчет землю. Я никак не могла выкинуть из головы эту женщину. Еще никогда такого не было, чтобы кто-то просто появился у нас на пороге и переехал в нашу комнату. Иногда с главного острова приезжали люди, которым нужно было что-то починить, но теперь это происходило все реже, и они все равно потом тут же уезжали домой. Папа говорил, что он лучше бы сам забирал и отвозил эти вещи хозяевам. Он им не доверял.

Я им тоже не доверяла. Я доверяла папе.

Вместо того чтобы принимать покупателей у нас дома, он стал отвозить рождественские елки на небольшой участок гравийной дороги на выезде из Корстеда и продавать их там. По-моему, в последний раз он продавал елки на прошлое Рождество. Потом он решил, что пусть все растет само по себе.

Незнакомка была очень старой, с маленькой сумочкой в руках, в пальто с блестящими пуговицами и белыми волосами. Таких женщин мы видели только на главном острове. Карл их немного побаивался из-за слишком белых волос, но он никому об этом не говорил, кроме меня. Я его успокаивала и повторяла ему папины слова: «Белые волосы – это естественно. У всех нас когда-нибудь такие будут, если только мы не умрем раньше».

Мы с Карлом внимательно рассматривали волосы друг друга, а еще внимательнее – папины и мамины. До того как приехала незнакомка, которая оказалась нашей бабушкой, мы еще не находили на Ховедет ни одного белого волоска – если, конечно, не считать животных и того мужчины на трехколесном велосипеде, который приехал, чтобы попросить папу сделать урну для его жены и трубку для него.

Мне кажется, что белые волосы как трава – начинают больше расти, если их сначала коротко подстричь. Во всяком случае, мы заметили, что у папы стало больше белых волос, с тех пор как к нам приехала бабушка. Они, конечно, выросли не за один день, но с каждым днем их становилось больше. Я заметила, что наутро после ее приезда, когда они говорили обо мне на кухне, у папы появилось много белых волосков среди темных. И даже на бороде. Карла это даже немного испугало.

Это случилось прямо накануне Рождества.

Впрочем, то была лучшая осень в моей жизни. Как-то раз мы с папой вместе пошли ловить речных камбал. Мне впервые разрешили пойти на рыбалку, и я никак не могла дождаться, когда смогу сама ловить рыбу и радовалась тому, что это время мы проведем с папой вдвоем. В лодке мы говорили обо всем на свете. Он рассказал мне, что глубоко под водой рыбы не тонут, но если вдохнут воздух – задыхаются.

Мне казалось, что все как раз наоборот.

Еще папа рассказал, что, убивая рыб, мы им помогаем, иначе они задохнутся без воды. Когда мы поймали красивую тонкую камбалу с двумя кривыми глазами, он показал мне, как это сделать. Он ударил рыбу по голове специальной палкой. Сначала я подумала, ничего страшнее я в жизни не видела.

– Вот, Лив. Теперь она мертва, – сказал он потом.

Но как же она могла быть мертвой, если она все еще дергалась. Я испуганно показала на нее и открыла рот, хоть и не могла ничего сказать.

– Она дергается из-за нервных окончаний, – сказал папа. – Это естественно. Она уже точно мертва, и обещаю тебе, что она ничего не чувствует. Мы сделали для этой рыбки все, что могли, поэтому с чистой совестью можем съесть ее на ужин.

– Но, папа…

– Что?

– Она же вернется обратно?

– Обратно?

– Да, как листья… и трава. Ты же говоришь, что все возвращается.

Папа посмотрел на воду. Он курил трубку, и в нашей лодке стоял чудесный аромат дыма и моря.

– Да, рыбка тоже вернется обратно.

Я подползла