Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что значит почти?
– Ее уже нет в Си-Гейте.
– А где же она?
– Не знаю. Ее посадили в тот самый «Линкольн» и увезли.
– Ты что, видел ее? Вообще, ты можешь рассказать, что произошло?
– Я могу. Как я и предполагал, в этой деревне пять улиц вдоль и десять поперек. Райончик – дохлый. В таких местах «Линкольны» под каждым домом не стоят. Поэтому я нашел его почти сразу. После этого я встал у дома и стал слушать, шо там происходит. Сперва было тихо. Потом я перешел на другую сторону улицы и увидел на втором этаже мужика с телефоном. Минут через пять он вышел на улицу. Осмотрелся и говорит кому-то в доме: «Рафик, поехали!» А потом из двери вышел этот Рафик, и с ним была эта подруга.
– Дела, – сказал я. – Как ты думаешь, она еще жива?
Шурик пожал плечами.
– А я знаю?
– Ты номер машины заметил?
– Какой номер, когда я без очков.
– Я одного не понимаю – почему нельзя было все это сказать в участке?
– А какой смысл? В доме все равно никого нет. Я зашел внутрь, походил туда-сюда. Там никто постоянно не живет. Его, видно, сдают приезжим. Вот, а через пять минут меня уже взяли за жабры. Кстати, что мы решим насчет того, что они грузины?
– Какая разница, кто они?
– Разница есть всегда. Например, они – грузины, которые приехали в США, не зная английского. То, что они эмигранты – маловероятно. Грузины вроде бы не эмигрируют.
Значит, какие-то бизнесмены. Лимузин взяли либо напрокат, либо у друзей. Значит, друзья с бабками. Теперь вопрос – грузины ли? Кто вообще сказал, что они грузины?
– Изя.
– А шо, Изя знает грузинский? Или грузинский похож на идиш?
– Так что ты хочешь сказать? – устало сказал я.
– Думай. Кто у нас репортер, ты или я?
Я тупо смотрел на него. Ему не было сносу. Он курил, держа сигарету в кулаке, словно прикрывая ее от ветра, сухой, темный, всегда находящийся в одном и том же состоянии духа и тела.
– Я сейчас отрублюсь, – наконец сказал я. – Скажи, что ты нашел?
– Шо тебе говорит имя Рафик?
– Ничего. Может быть, он бухарский.
– Если они бухарские, значит, они все-таки иммигранты, а иммигранты могли бы говорить по-английски сами. Плохо, но сами. Тем более особо сложных разговоров там не было. Дальше: если бы они жили здесь, они бы побоялись вот так вот кого-то похищать. Они – залетные, которые знают, шо они здесь ненадолго. И они откуда-то с Кавказа.
– Все ясно, это – чеченцы.
– Этого мы утверждать не можем. Но мы можем предположить, что они приехали сюда делать какие-то гешефты и напоролись на местных шалопаев.
Я ничего не мог к этому добавить. Я был уже на автопилоте и хотел одного – закрыть глаза.
– Будем считать, что с этим все ясно. Теперь второй вопрос: где Изя?
– Следов насилья нет. Дверь не взломана. Домой он пойти не мог, так как боится, что там его поймают. Рупь за сто, что этот шлимазл пошел к своей Броне. Можешь ложиться спать.
Я опрокинулся на диван, прямо где сидел. Я ощутил, что под щекой у меня оказался лист бумаги, но это не помешало мне заснуть. Утром я обнаружил, что на листе было написано:
...
«Димуля, я бы поняла, если бы застала в твоей постели женщину, а не какого-то Изю. Где ты его взял? Он ушел, а я прождала тебя час и тоже ухожу. Буду завтра на пляже часам к 12.
Лиза
».
О том, кто такая Лиза, я вам сообщу позже, главное, что следовало из записки, – Изю никто не похищал. Видно, ему стало неловко при внезапном появлении моей знакомой, и он решил уйти. Я набрал номер его телефона, но у него снова включился автоответчик.
Было десять часов. Покачиваясь, поплелся под душ. Я включал горячую воду, потом холодную, потом горячую, потом холодную. Закончил на холодной и стоял долго под ледяными струями, наполняясь если не свежей энергией, то раздражением оттого, что вынужден испытывать этот жуткий холод – а мог бы лежать в теплой постели и набираться энергии в здоровом глубоком сне.
Когда меня уже всего трясло от холода и злости, я выбрался из ванной и, набросив халат, направился на кухню, где меня ждал, дымя сигареткой, мой неутомимый сосед. Чайник на плите уже посвистывал.
– Слушай, – сказал Шурик. – В общем, я тут подумал, у тебя есть какие-то знакомые туристические агенты?
– Есть, а что ты от них хочешь?
– Если мы допустим, что эти рафики прилетели сюда дня три назад, есть вероятность, что мы можем найти их имена в списках пассажиров. Пусть они там прощупают это дело через свои компьютеры. В Одессе я бы это сделал за пять минут.
– У тебя что, есть их имена?
– Рафик.
– Ну и как ты себе это представляешь? В каждом самолете летит человек по двести. Значит, мне надо список имен всех пассажиров?
– Сделай иначе. Узнай, есть ли прямые рейсы из Баку или Еревана.
Зная, что от Шурика не отделаться, я подошел к телефону и позвонил в рекламировавшееся в «Репортере» агентство «Панорама-трэвел».
Выслушав меня, владевшая агентством Ира Синобичер, сказала:
– Дима, без фамилии я ничего сделать не могу. Потом, как я объясню причину этого поиска?
– Ну представь, что сестра некоего Рафика пытается узнать, когда он прилетел в США.
– А чего она его ищет? Если он прилетел, так он должен ей сам позвонить.
– Допустим, он потерял блокнот с ее телефоном.
– А она забыла его фамилию! – Ира расхохоталась. – Дима, это нереально. Я предполагаю, что тебе нужна распечатка имен всех пассажиров нескольких рейсов нескольких авиакомпаний за несколько дней. Наверное, такую информацию может получить полиция, но не я.
Я повесил трубку и сказал:
– Шурик, мне надоело играть в доктора Ватсона при Шерлоке Холмсе. Я звоню Суаресу.
– Ну и что ты ему скажешь?
– Что? Что мужики – не грузины, а азербайджанцы или армяне, и пусть они их ищут по спискам пассажиров с этих авиалиний.
Я набрал номер, но Суареса не оказалось на месте. Был его напарник Марк Лист, который сказал, что Питер будет только завтра, так как он взял отгул и повел ребенка к зубному врачу. Что-то передать?
– Передай, что я звонил, – попросил я.
Не хреново! Суарес, у которого на участке похитили неизвестную женщину, взял отгул и повел ребенка к дантисту. Хотя в приличном триллере детектив должен был бы бросить все семейные дела и гореть на работе, даже если это грозило бы ему разводом и судебной тяжбой за родительские права. Во-первых, это помогло бы ему продемонстрировать зрителю свою преданность профессии, а во-вторых, порадовать в финале воссоединением с любимой женой и ребенком. А вдруг похищенную убьют? Он об этом думает, слушая зуд бормашинки? Или уже убили? С другой стороны, он мог передать это дело по инстанциям и им теперь занимается кто-то еще. И, теоретически, они должны были позвонить мне. Потому что в своем рапорте Суарес должен был начать историю с моего имени.
