Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да? — сказал хорошо знакомый голос.
— Вячеслав Иванович, это Гордеев, — сухо представился адвокат. — Присылай мне материалы по своему доктору.
— А что случилось-то? — веселым и отнюдь не удивленным голосом поинтересовался Грязнов.
— В каком смысле?
— Ну как же, такая добрая воля… и такой непреклонный юрист. Как-то плохо сочетается.
— Погода изменилась, — проскрипел Гордеев. — Гора пошла к Магомету.
— Да? А я что-то не заметил.
— Ну так когда пришлешь? — нетерпеливо сказал Гордеев.
— Вообще-то материалы уже у тебя в ящике лежат. Полчаса назад выслал.
— Мы ведь с тобой даже не говорили об этом! Как это? — удивился Гордеев. — Мысли читаешь?
— Вроде того. Мне Турецкий только что звонил, хвастался, что обедал со знаменитым адвокатом… Кстати, ты сейчас где?
— В Москве пока что…
— Юра, у меня мысль.
— Ни секунды не сомневаюсь.
— Тогда две, — засмеялся Грязнов. — Давай вечером пересечемся, и я тебе кое-что про этого парня расскажу. Занимательное и не очень.
— А надо ли? — поинтересовался Гордеев. — Учитывая, что мне завтра нужно быть в форме, новое дело, первый день, а?
— Но, кроме меня, этого никто не знает, — привел Грязнов неотразимый аргумент. — Может, и он сам не все знает.
— Он сам — это кто? Доктор твой?
— Ну да.
— Ладно, уговорил. — Гордеев немного подумал. — Сейчас мне надо в главный офис, а вечером после девяти заезжай ко мне домой. Как тебе такой вариант?
— Ты по-прежнему на Новой Башиловке?
— Куда я денусь с подводной лодки? Да, — спохватился Гордеев. — А что он за доктор?
— Не пластический хирург. И даже не зубной, — немного виновато сказал Грязнов. — Просто врач «Скорой помощи». Правда, очень хороший. Потомственный врач… Так что насчет гонорара… сам понимаешь… Разве что клизмами.
— Да уж понимаю, — проскрипел Гордеев. — Не в первый раз чистым творчеством заниматься.
8
В два часа дня Турецкий спохватился, что так и не узнал, о чем с ним хотел поговорить Меркулов. Он позвонил ему по прямому телефону, но на звонок никто не ответил. Турецкий позвонил в приемную, и секретарша Виктория прорыдала в трубку:
— Александр Борисович! Александр Борисович! Константина Дмитриевича только что увезли!
— Вика, не ори! — в свою очередь закричал Турецкий. — Кто увез? Куда? Почему?
— «Скорая»! Я ничего не знаю! Он потерял сознание от приступа боли! Я вызвала «скорую»!
— И что, с ним туда никто не поехал?
— Я так растерялась, а он пришел в себя — сказал: позвони Турецкому.
— Куда его повезли?
— Я точно не поняла. Сказали: звоните — и оставили телефон.
Турецкий тут же вспомнил, что Меркулов жаловался на живот, но кто на него не жалуется. Ну вот вам и утреннее дурное предчувствие! Он выскочил из кабинета и понесся к генеральному. Того на месте тоже не оказалось.
— Уже уехал, — сказала секретарша. — Как-то вы сегодня не вписываетесь, Александр Борисович.
— Куда? Куда он уехал?!
Секретарша смерила Турецкого взглядом, как бы оценивая, можно ли доверить ему столь важный государственный секрет, и смилостивилась:
— Домой.
— Какого черта? — разозлился Турецкий.
— Что? — изумилась секретарша. — Это вас не касается, по-моему, Александр Борисович. — Подумала и сменила гнев на милость: — Но вообще-то у него сегодня вечером передача на телевидении. Надо отдохнуть. Он ведь не кто-нибудь, а генеральный прокурор, правильно?
— Он хоть знает, что с Меркуловым, наш генеральный прокурор?
— Конечно.
— Конечно?!
— Он все знает, — железным голосом произнесла секретарша. — У него такая должность — все знать. Он еще вчера знал.
— Как — вчера? — опешил Турецкий.
— Вот так. Просто не хотел расстраивать Константина Дмитриевича.
— Что вы говорите?! Он вчера знал, что Меркулова сегодня увезут на «скорой»?!
— Какая «скорая»? — отмахнулась секретарша. — Я говорю об отставке. Приказ об отставке был подписан вчера. При чем тут «скорая»?
— Какой отставке? — похолодел Турецкий. — Чьей отставке?! Меркулова?!
— Ну да…
— Не может быть!
Секретарша посмотрела на Турецкого снисходительно. Конечно, уж она-то знала, что говорила. Ошибки быть не могло. Турецкий вытер вспотевший лоб.
Ну и ну! Если уж без кого и нельзя было представить себе это заведение, так это без К. Д. Меркулова, заместителя генерального прокурора по следствию, единственного и неповторимого, черт возьми! Скольких шефов он повидал на своем веку… И вот, значит, свершилось. И что же? На следующий день его увозят в больницу!
— Так я не понял, Меркулову об этом уже сказали или нет? — хмуро спросил Турецкий. — Константин Дмитриевич в курсе, что он в отставке?
— Это вне моей компетенции, — был дан хладнокровный ответ.
Турецкий понял, что с этой клушей дальше разговаривать бесполезно, и побежал к секретарше Меркулова. Та все еще размазывала сопли, но уже звонила в больницу, которая конечно же оказалась ЦКБ. Никаких, впрочем, новых сведений добиться не удалось. Секретарша положила трубку и горестно развела руками.
— А он ничего такого сегодня не говорил? — осторожно спросил Турецкий.
— О чем?
— Ну там о работе… О каких-нибудь изменениях, которые должны у нас здесь произойти…
Секретарша Виктория отрицательно покачала головой.
— Да! — спохватился Турецкий. — Жена, дочь знают? Ты им звонила?
— Никто еще не знает…
— Тогда займись этим, а с больницей я сам разберусь. Только не пугай их, скажи…
— Может, аппендицит? — предположила Виктория. И снова разрыдалась. Помощи от нее, конечно, было никакой.
— Ты какая-то сегодня, ну совсем не Виктория, — с досадой пробормотал Турецкий.
У Меркулова было больное сердце, и друзья, не говоря уж о семье, это, конечно, знали. Нет, так беспардонно врать все же не стоило.
— Вот что, вообще пока никому не звони. Со мной пошли.
— З-зачем?
Турецкий молча взял секретаршу за руку и потащил за собой. В своем кабинете он запер дверь, открыл сейф, достал оттуда початую бутылку коньяка «Ахтамар» (э-эх, с Костей же вместе ее начинали!), налил полстакана и силой влил в секретаршу. Потом отобрал у нее мобильный телефон, отключил рабочий в кабинете, запер дверь снаружи и временно переселился к Меркулову — сейчас этому маневру воспротивиться никто не мог. Десять минут он дозванивался в ЦКБ, одним ухом прислушиваясь к радио: