отвечая, посмотрел на жену и сразу ушел. После ухода мужа Чонэ вдруг охватила сильная дрожь, а когда он поднимался по лестнице, она без всякой причины задрожала еще сильнее. Ей казалось, его шаги на лестнице ведут куда-то в очень туманную непроглядную даль. Муж поднимался медленно, и ей казалось, что это заняло несколько часов. Чонэ еще сильнее сжала руку свекра, который был для нее как родной отец, и, словно устав, закрыла глаза.

Домработница открыла дверь в гостиную. Свет в ней был мертвенно-бледным и холодным. Чонэ, плакавшая в одиночестве, перестала и подняла голову. Старый хозяин смотрел во двор. Какое-то время домработница просто молча стояла на месте. Когда она собралась закрыть дверь, Чонэ вдруг спросила:

– Ёнхи не спустится?

– Она сказала, что спустится чуть позже.

– Почему?

– …

– Понятно.

«Понятно? Действительно ей понятно? Раз сказала: «Понятно», – значит, наверно, и правда поняла», – подумала домработница. Когда их взгляды встретились, в них было недовольство друг другом. Старый хозяин тоже поглядывал то на Чонэ, то на домработницу, и взгляд его был очень ясным и осознанным, каким не был в обычное время.

Комната Сончжэ, в которой Ёнхи была впервые, оказалась ничтожно маленькой и тесной. В ней стоял запах одиноко жившего мужчины. Сначала Ёнхи подумала, не включить ли свет, но потом решила, что будет лучше так, как есть. Она помогла Сончжэ лечь на кровать и открыла окно, выходящее во двор. Свет из гостиной слабо освещал комнату, отражаясь от чего-то во дворе. Ёнхи была все еще в возбужденном состоянии и решила скорее осуществить то, что задумала, прежде чем это возбуждение пройдет. Она сняла платье, присела на край кровати и разбудила Сончжэ.

– Сончжэ! Открой глаза! Не спи!

Пьяный Сончжэ, который очень хотел спать, сначала отмахнулся от нее, но, увидев лицо Ёнхи, замер. Сначала он молча смотрел на нее, затем тихонько обнял. Ёнхи послушно прижалась к нему и почувствовала исходивший от него запах пота. Она тихо прошептала:

– Не хочу, чтобы в такой момент ты был пьян. Сейчас ты должен быть трезвым.

Однако сознание Сончжэ все еще было мутным, хотя он уже начал приходить в себя.

– Пожалуйста, очнись! Приди в себя! Иначе мне будет очень обидно.

– Да я уже трезв. Я в полном порядке, – сказал Сончжэ неожиданно трезвым голосом.

Дзын… Дзын… Дзын…

Звук доносился с достаточно близкого расстояния. Открытое окно казалось дырой, открывавшей выход в туманную ночь. Эта влажная ночь раннего лета по ту сторону дыры сделала настроение Ёнхи приподнятым.

– Нельзя быть пьяным, – опять сказала Ёнхи.

– Я трезв, – ответил Сончжэ.

– Неправда!

В душе Ёнхи звучал смех.

– Правда, будь трезвым! Приди в себя!

– …

Сончжэ, обняв девушку, перевернулся, после чего Ёнхи оказалась лежащей с ним рядом. Места было как раз на двоих.

– Сегодня какое число? – тихо спросила Ёнхи.

– Не знаю.

– Как ты можешь не знать?

Сончжэ, как все мужчины в подобных обстоятельствах, заторопился, однако Ёнхи хотелось еще продлить это состояние.

– Почему ты так торопишься? Не торопись. Давай сначала немного поговорим, – нежно сказала Ёнхи, обняв Сончжэ, который уже готов был начать. Сончжэ поднялся в темноте, выгнув дугой спину, похожую на спину черепахи.

– Давай поговорим!

– О чем?

– Какое сегодня число?

– Я не знаю.

– Почему ты не знаешь?

– …

– Папа сказал, что сегодня в двенадцать часов приедет сестра.

– …

– Я говорю правду. Конечно, тебе тоже тяжело от этого, да? Так ведь?

Голос Ёнхи стал тихим и расстроенным. Она закрыла глаза.

– Все мы что-то упускаем. Что-то важное и главное. Мы все разъединились. Да? Поэтому нам очень тяжело в душе. Я права?

Ёнхи на секунду открыла глаза. За окном виднелась майская ночь. Она смутилась и опять закрыла глаза.

– Ой, не делай этого! Мне надо спуститься вниз. Надо подождать сестру вместе со всеми. Что будем делать, если мы почувствуем смущение, встретившись завтра утром? Надеюсь, что мы не будем чувствовать неловкость, да? Ой, кажется, это правда, что в такой момент женщины выглядят красивее, чем мужчины.

Ёнхи беспрерывно говорила.

– Он все время меня преследовал. Весь вечер преследовал. Я имею в виду звук железного молота. Мне, одной, было очень страшно. Никто не мог мне помочь.

Почувствовав себя рядом с Сончжэ спокойнее, Ёнхи забылась сном.

Старшая дочь в платье в виде матроски стояла со своими маленькими детьми. От ее белого воротника шел запах моря. Она, держа в руке теннисную ракетку, восторженно закричала: «Я победила! Победила!» Отец спросил: «Как ты победила?» Дочь широко махнула ракеткой и ответила: «Вот так и победила!» Благодаря ей весь дом оживился. Двери в доме громко захлопали. Сонсик точил нож, который блестел на палящем солнце, как и все вокруг. Входная дверь была широко распахнута. Ветер свободно гулял по дому. Деревья во дворе были свежими и блестящими. Запахи земли и деревьев наполнили все пространство. Посреди двора разлеглась собака. Ей не на что было жаловаться, поэтому она не лаяла. Малышка Ёнхи неуверенной походкой подошла к ней и пнула маленькой ножкой в собачий живот. Собака «пренебрежительно» посмотрела на малышку и отошла чуть подальше. Ёнхи засмеялась. Еще раз пнула собаку. Теперь собака раздраженно заскулила и косо посмотрела на ребенка, словно жаловалась на несправедливые пинки. Ёнхи опять засмеялась. Собака тоже с хорошим настроением начала зевать и вилять хвостом. Мне надо пописать. Чонэ, мне хочется писать. Юная домработница молча стояла у двери, оставив ее открытой. От нее пахло кислым абрикосом. Она – девочка невоспитанная. А жена с черными волосами срывала во дворе розы. В области ее талии уже наметился животик. На стуле сидела Ёнхи и громко плакала, словно задыхалась. Казалось, что жена собирается оставить малышку плакать дальше. Старшая дочь в своем матросском платье сказала: «Мама, давай мы тоже посадим сирень!» Жена ответила ей: «Давай! Почему бы нет? Мы можем делать все, что душе угодно». Старая домработница тихо прошла мимо жены по краю двора. Жена, заметив ее, спросила: «Куда ты идешь?» Та немного растерянно что-то пробормотала. Мне надо пописать. Мне нужно пописать. Жена сидела на тутовом дереве. С поля шел свежий запах тутовых деревьев. На западе в небе стояло большое багровое солнце. «Мама, посмотри на солнце!» Однако она никак не отреагировала. «Мама, посмотри на солнце! На то солнце!» Закатное солнце было намного ближе, чем полуденное. Казалось даже, вырасти у солнца руки и ноги, оно большими шагами подойдет сюда. Тень западной горы стремительно придвигалась к нам, словно хотела на нас напасть. Двигаясь, тень поднимала склонившиеся стебли на ячменном поле. Гнездо