– На Севастополь могут напасть только шайки разбойников, – говорил он. – На них не стоит обращать внимание, достаточно лишь прикрыть баррикадами городские окраины.

Меншиков даже не стал рассматривать план Корнилова, где помимо усиления береговой обороны предлагались меры по укреплению Севастополя с суши. А в проекте как раз предусматривалось сооружение батарей на Малаховой кургане, который станет впоследствии ключом обороны города. Князь не привык менять свои убеждения, и благодушие не покинуло его даже после 15 (27) марта, когда французское и английское правительства уже официально объявили войну России.

Вскоре русские войска, оккупировавшие до этого Молдавию и Валахию, ввиду угрожающей позиции Австрии были выведены в Бессарабию. Это еще более приблизило опасность к Крыму. Теперь англичане и французы получили возможность высвободить свои силы, посланные на помощь туркам на Дунай. Английские газеты открыто призывали союзных главнокомандующих к нападению на Крым. В июне 1854 г. английский официоз «Таймс» пояснил: «Политическая и стратегическая цель предпринятой войны не может быть достигнута, пока существует Севастополь и русский флот. Как скоро этот центр русского могущества на Черном море будет разрушен, рушится и все здание, сооружением которого занималась Россия столько веков… Севастополь – это ключ позиций между Дунаем и берегами Менгрелии…»

Севастополь. Первый день сентября. В жемчужном небе, на горизонте за нежными облаками поднимается солнце. Крикливые чайки пролетают над морем. Слышен ласковый плеск волн. Облитая солнцем гладь моря свежит город, нанося его запах легким ласковым ветром. Воздух над живой гладью моря свеж и целителен. Крупные чайки лениво машут крыльями и пролетают так близко, что можно различить каждое их перышко. Простор, воля! Вдалеке идут корабли. Они скользят по бесконечной равнине плавно и бесшумно.

По городу распространилась весть о том, что с моря подходит неприятельский флот. Толпы севастопольцев устремились на городской холм, к морской библиотеке, откуда открывается обширный вид на море и окрестности Севастополя.

Неприятельская армада шла медленно и была еще далеко. Можно было различить только два парусных корабля, а за ними густое облако дыма. Это во множестве шли пароходы, которых нельзя было ни сосчитать, ни определить их направления. Ясно становилось одно – враг идет на Севастополь. Но куда он держит курс и где высадится? Эта мысль владела и толпой, собравшейся на холме, и на вышке морской библиотеки, где с подзорными трубами стояли адмиралы Меншиков, Корнилов, Нахимов и другие. Казалось, что неприятель нападет с часу на час. По эскадре был отдан сигнал: «Приготовиться к походу». Но вскоре оптический телеграф принес известие: мимо Таркан-хута прошло семьдесят неприятельских судов, потом по телеграфу сообщили, что вражеские корабли идут тремя колоннами и уже насчитано больше сотни вымпелов.

В действительности же шло 89 боевых кораблей – паровых и парусных – и 300 купеческих транспортов. На них разместилась 62-тысячная армия со 134 полевыми и 114 осадными орудиями. Англичане, французы и турки везли, кроме того, 11200 туров, 24 тысячи фашин, 180 тысяч земляных мешков, 30 тысяч кирпичей, 21600 штук различного шанцевого инструмента, запас продовольствия на полтора месяца, средства для переправ, лошадей, повозки, фураж и многое другое.

Идя к крымским берегам, враги опасались встретить при высадке отчаянное сопротивление русских, однако увидели перед собой пустынный берег, по которому разъезжал десяток казаков-дозорных.

Уже на следующий день двое из них доложили Меншикову, что противник занял Евпаторию трехтысячным десантом французской, английской и турецкой пехоты с 12 орудиями.

– Основные же силы десантной армии высаживаются на отлогий берег между двумя озерами в 18 верстах южнее Евпатории, – доложили они.

Узнав о высадке крупных сил неприятеля у Евпатории, князь Меншиков приказал разбросанным войскам сосредоточиться на реке Альме.

– Генералу Горчакову поручаю командовать правым флангом и центром, – распорядился он. – Генералу Кирьякову – левым флангом.

При этом конкретных задач он им не поставил, как не распределил между ними и прибывающие войска. Так, московский пехотный полк, совершивший форсированный марш в 150 верст за 65 часов, не получил никаких распоряжений и расположился по своему усмотрению. Вместо укрепления позиций войска бездействовали, хотя главнокомандующий не мог не знать, что река Альма везде проходима вброд и служить преградой для противника не может.

Никакого внимания не было проявлено и к солдатам, которым предстояло сражаться с неприятелем.

– Армия не видела своего главнокомандующего, ни одна часть не слыхала его приветствия, – вспоминал полковой адъютант Киевского гусарского полка И. Величко.

8 сентября союзники пошли по направлению к Альме, не встречая никакого сопротивления. Ушедшие вперед французы отдыхали, поджидая англичан, и даже принимались варить кофе в непосредственной близости от русских позиций. Наконец они вошли в зону огня русской артиллерии. Против 62 тысяч союзников со 134 орудиями у нас действовало 33 тысячи при 96 орудиях. Мало того, что их было в два раза больше, чем русских, у них было еще одно важное преимущество – нарезные дальнобойные ружья, стрелявшие в три, а то и в четыре раза дальше, чем гладкоствольные ружья русской пехоты. Удар французов генерала Воске пришелся как раз в обход нашего левого фланга, который главнокомандующий и другие генералы посчитали «неуязвимым от природы». Превосходство неприятеля, лучше к тому же вооруженного, было слишком значительно. И никакое мужество, никакая стойкость войск не могли возместить слабость вооружения и бездарность высшего командования русской армии. Русские полки были построены плотными батальонными колоннами по 24 шеренги в глубину, как это делалось всегда до появления дальнобойных нарезных ружей. Каждая неприятельская пуля валила сразу четырех, а то и пять человек.

– Их тактика отстала на полстолетия, – выразился о наших войсках вечером этого дня маршал Сент-Арно.

Понеся огромные потери (5709 человек убитыми и ранеными), русская армия отступала. Войска отступали с поля сражения в полном порядке, но неумелое, хаотическое и суетливое управление растерявшегося Меншикова в последующие дни совершенно их дезорганизовало.

Во втором часу дня 8 сентября, узнав, что на Альме началось сражение, Корнилов немедленно сел на коня и отправился туда. Всю дорогу из головы не выходила одна мысль: там, на Альме, сегодня решится участь войны. До слуха доносились частые звуки орудийных выстрелов, а когда Владимир Алексеевич приблизился к позициям, эти звуки стали редеть, и вдруг, к ужасу своему, он увидел то, чего никак не ожидал: русская армия стала отступать. Русские солдаты, предводимые храбрыми офицерами, всячески старались дать отпор врагу. Решительные, с непоколебимым мужеством предпринимавшиеся штыковые контратаки разрозненных русских батальонов наводили панический страх на врага. Особенно отличились в этих контратаках Владимирский полк, три раза бесстрашно бросавшийся на врага, после чего в нем осталось всего 11 офицеров и столько солдат, что их пришлось свести в один батальон четырехротного состава и сборный Кавказский казачий эскадрон (сотня). Дважды казаки лавой обрушивались на противника, но всякий раз их артиллерия, ведя губительный, прицельный огонь, вынуждала их отойти. Солдаты и казаки проявили стойкость, изумившую даже врагов. «Русские солдаты дрались в деле при Альме с невыразимой храбростью. Даже те, которые падали на землю тяжело раненные, еще употребляли в деле свое оружие, как скоро замечали приближение неприятеля», – вспоминали позже они.