class="p">- Пей, - бесстрастно бросил ман Адоэль, а я снова начала пить, ощущая, как обжигается горло и пищевод и как мне опять становится страшно до полного отчаяния.

Как только я допила до дна, мой мучитель налил мне еще одну чашу! Я посмотрела на него глазами, полными мольбы.

- Господин! Я… больше не могу… - пробормотала я отчаянно, но он жестко отверг мои чувства, снова всунув чашу прямо в мою дрожащую ладонь.

Я пила и захлебывалась, и все сильнее ненавидела его. Я еще никогда не ненавидела кого-то так сильно. Все принцы Туэрты, вместе взятые, казались мне более милосердными и мягкосердечными, чем этот иноземный изверг.

Через полчаса у меня начало путаться сознание. Я уже с трудом понимала, где нахожусь, хотя чувство душевной боли и гнета все никак не оставляло.

Подняв осоловевшие глаза на мужчину в красном одеянии, я раздраженно пробормотала:

- Проклятый изверг! Ненавижу тебя!..

*      *      *

     Принц Ореннар

Натурально дрожащая хрупкая девушка передо мной с трудом пила ароматное дороге вино и кривилась так красноречиво, как будто я спаивал ей дешевую бурду. В который раз я изумлялся ее невероятному актерскому мастерству, уже не раз вызывавшему у меня сомнения в том, что она действительно шпионка. Но как можно объяснить ее «ментальную тишину» иначе? На земле нет ни одного человека, способного противиться моему дару!

Девчонка очень быстро опьянела. Кстати, я так до сих пор не узнал ее имени…. Впрочем, зачем оно мне? Долго она все равно у меня не задержится.

Она задрожала, а потом вдруг подняла на меня затуманенный взгляд.

- Проклятый изверг! Ненавижу тебя!

Ее слова звучали глухо, а на лице отражалось откровенное отвращение.

Ну наконец-то! Вот этого-то я и добивался! Мне нужно голая правда, а не дешевые театральные постановки! Впрочем, ее актерская игра была действительно на высоте, так что не дешевые всё-таки, а очень дорогие… учитывая цену, которую мне надо за них заплатить – жизнь…

Я усмехнулся. Теперь-то я смогу выудить из нее всю правду!

- И за что же ты так меня ненавидишь? – насмешливо спросил я, отпивая глоток бодрящего ароматного вина.

- За то, что… - она опустила глаза, - за то, что…

Девушка замолчала, а я немного раздосадовано поджал губы.

- Кто ты такая? – не дождавшись ответа на свой вопрос, бросил я холодно.

Она вздрогнула и снова на меня посмотрела сквозь пьяную пелену.

- Я… я… не скажу!

Я чуть не захлебнулся вином от такой дерзости и, откашлявшись, хмуро на неё взглянул. Может, надо еще алкоголя подлить? Так она совсем расквасится и уснет прямо на столе!

- Говори! – прорычал я, ударяя кулаком по столу. Девушка сжалась и подтянула дрожащие руки к груди.

- Можете меня убить! – вдруг заявила она, хотя голос ее звучал тихо и испуганно. – Вы ведь в любом случае меня убьете…

Я смотрел на эту пьяную выскочку и… удивлялся. Вела себя, как настоящий боец. Даже под таким сильным влиянием вина категорически отказывалась раскрывать свои карты. Или, может, это просто притворство? Если она адептка драконов, то, возможно, может не пьянеть…

Я почувствовал глухое раздражение. Этот эксперимент с треском провалился. Как же мне выудить из нее правду?

И тут мне в голову пришла одна мысль…

*     *     *

    Райяна

Ман Адоэль схватил меня за руку, и я резко закружилась в каком-то золотом вихре. Мне это так сильно напомнило момент, когда прекрасный человек с крыльями открыл для меня спасительный портал. Но тогда я перемещалась навстречу жизни, а теперь… лечу, наверняка, к своей полной погибели!

Мы резко вынырнули… прямо на вершине отвесной скалы! Ледяной горный ветер тут же обдал меня жутким холодом и заставил затрястись. Даже хмель начал быстро выветриваться из моей головы, потому что время моей смерти пришло.

Я видела это в странных безжизненных глазах мана Адоэля, смотрящих на меня из-под блестящей позолоченной маски. Он решил окончательно прикончить меня и нашел для этого самый изощренный и пугающий способ: сбросить с этой отвесной скалы.

Так может, высказать ему все, что накопилось в моем сердце? Я все равно умру! Мне все равно не жить…

Рефлекторно обхватив свои плечи от пронизывающего холода, я с ненавистью взглянула в выжидательное лицо мучителя.

- Ты, бессердечное животное! Такие, как ты, не должны жить на этой земле!

Я плюнула в его сторону, но ветер не дал совершиться моему полному возмездию, и слюна моя не пролетела и полуметра. Ну да не важно! Главное, что я высказала ему свое презрение… в последний раз.

Мысль о скорой смерти наполнила меня диким ужасом, но… я начала сама задом отступать прямо к обрыву.

Однако Адоэль резко выпустил свою аристократически изящную руку вперед и… остановил мои шаги телекинезом. Я застонала. «Да бросай ты уже меня поскорее! - хотелось крикнуть мне. – Просто оставь меня в покое и дай мне умереть!!!»

Но я ничего так и не произнесла, а начала отчаянно плакать. Вдруг я подумала, что это неправильно. Он не должен видеть моих слез и получать удовольствие! Я буду сильнее! Я…

Усилием воли сдержав слезный поток, я дерзко посмотрела ему в глаза и произнесла:

- Я знаю, что на небе существует справедливый Творец! Перед Его лицом я говорю тебе: ты обязательно будешь наказан за мою смерть!

Лицо мучителя отчего-то изумленно вытянулось. Он был так ошарашен, что опустил свою руку и убрал воздействие телекинеза.

Как только я почувствовала, что освободилась, то внутренне скрепилась, сделала вдох поглубже и… бросилась со скалы!

Дикий смертельный полет, ужас в душе, закипающие слезы отчаяния и ожидание боли и смерти…

Вдруг… чьи-то руки подхватили меня и прижали к теплой крепкой груди. Меня окутал знакомый, но ненавистный аромат магнолии – местного красивого растения, и я поняла: ман Адоэль меня поймал!

Я распахнула и глаза и увидела, что мы снова… в его покоях! Он держит меня на руках и стоит посреди комнаты, отчего-то тяжело дыша.

И тут меня прорвало. Я зарыдала, да так горько, что услышал, наверное, весь его двор. Я не плакала так еще никогда: ни в детстве, когда умерла моя мама и я осталась полной сиротой на службе озлобленных придворных дам, ни в юности, когда меня наказывали розгами за разбитую случайно вазу.

Ман Адоэль зачем-то присел прямо на пол, но из рук меня не выпустил. Я рыдала на его груди, не имея никаких сил отодвинуться