Мэдди снова заглянула в проход — внутри было темно, как в могиле. Она вспомнила, как Одноглазый говорил ей, что под холмом лежат дороги, ведущие к Смерти, Сну и тому, что за ними…

Девочка поежилась и снова повернулась к своему другу.

— А откуда мы знаем, что оно еще там? Что, если кто-то забрал его?

— Его не забрали, — ответили Одноглазый. — Я бы узнал.

— Но ты сказал, что есть и другие. А теперь…

— Правда в том, Мэдди, — перебил он, — что я вообще не уверен, там ли он, и не уверен, как он собирается действовать, если он там. Но если я пойду с тобой, а он окажется внизу… И никто не знает, какие чары он сумел сохранить…

— Кто — он? — снова спросила Мэдди.

Одноглазый криво усмехнулся.

— Ммм… друг. Старый. Стал предателем в Зимней войне. Я думал, он мертв, и, возможно, это так и есть, но у таких, как он, девять жизней, и он всегда был везунчиком.

Мэдди открыла рот, но Одноглазый ее перебил:

— Послушай, Мэдди. Он ждет меня. Тебя он подозревать не станет. Он может даже не заметить тебя. И ты сумеешь найти Шепчущего и принести его мне до того, как он сообразит, что происходит. Ты согласна?

И снова Мэдди заглянула в Око Лошади. Оно мрачно зияло перед ней, точно Лошадь просыпалась после долгих веков сна.

— А как же ты? — поинтересовалась девочка.

Одноглазый усмехнулся, и его единственный глаз вспыхнул огнем.

— Может, я и стар, Мэдди, но вполне еще справлюсь с толпой деревенщин.

Возможно, неверный свет обманул девочку, но ей показалось, что ее друг неведомо как подрос, стал казаться моложе, сильнее, цвета его вспыхнули ярче и мощнее, словно годы слетели с него — годы, а может, и не только они. Ведь Мэдди знала, что Зимняя война закончилась пятьсот лет назад; чудовищные волки проглотили солнце и луну, а Стронд разлился до подножия гор, сметая все на своем пути.

Нат Парсон называл это Бедствием и распинался о том, как Древнейший устал от творимого людьми зла и наслал лед и огонь, чтобы очистить мир.

Одноглазый называл это по-другому: Рагнарёк.

— Кто ты? — спросила Мэдди.

— Это важно? — ответил Одноглазый.

Должно быть, он увидел ответ на лице девочки, потому что кивнул и немного расслабился.

— Хорошо, — сказал он. — А теперь беги и найди Шепчущего — или пусть оно найдет тебя, если сможет. Прячься, держись настороже. Никому не доверяй, кем бы с виду он ни казался, и самое главное — ничего никому не говори обо мне.

— Погоди! — крикнула Мэдди, когда Одноглазый отвернулся.

— Я достаточно ждал, — отрезал чужак и без единого взгляда или прощального жеста начал спускаться с холма Красной Лошади.

Мое имя — Неназванный…

Взывания, 9:7

Коридор не был ровным, через неравномерные промежутки нырял вниз, иногда пересекал ручьи, иногда сужался до расселин, через которые Мэдди приходилось протискиваться. Прочтя руны задом наперед, она закрыла за собой вход в тоннель, и теперь только руна Беркана на кончиках пальцев помогала проникать в темноту.

Через несколько минут, однако, девочка обнаружила, что коридор стал немного шире и что его земляные стены начали сменяться твердой, почти гладкой поверхностью. Продвинувшись еще глубже внутрь холма, Мэдди поняла, что это скала, какой-то темный и блестящий минерал, на его поверхности время от времени сверкали выходы кристаллов, точно пучки иголок.

Через тридцать минут пол в основном сменился на ту же самую гладкую скалу, фосфоресцирующие полосы усеяли стены, так что путь был неярко освещен.

Повсюду, словно спутанная паутина, висели цветные следы-подписи, их было слишком много, чтобы сосчитать или узнать. Многие из них хранили остатки магии — заговоры и чары, заклятия и руны, — увидеть их было не сложнее, чем колеи от телеги на грязной дороге.

Мэдди бросила Юр, Защитницу, чтобы остаться незамеченной, хотя и не сомневалась, что из такого множества заклятий часть предупреждений сработала. Она мрачно задумалась, какой же паук живет в столь замысловатой паутине, и ее мысли вернулись к Одноглазому и тому другу или врагу, которого он боится и который может лежать и ждать в сердце холма.

Что она ищет? Что Одноглазый знает о сокровищах Древнего века?

Что ж, сказала себе Мэдди, есть лишь один способ узнать, и уже то, что она забралась под холм, волнующе само по себе — пока, по крайней мере. Она задумалась, как глубоко ведет коридор. В тот же миг у ее ног разверзлась пустота, и без дальнейшего предупреждения узкие стены оборвались с обеих сторон, открыв гигантское подземное ущелье, простиравшееся лабиринтом тоннелей, множеством пещер и залов далеко за пределы поля зрения Мэдди.

Пораженная, Мэдди долго стояла без движения. Коридор закончился крутой лестницей, высеченной в скале; лестница вела вниз, в широкую галерею, которая местами пересекалась с другими дорожками и устьями пещер, там и сям врезавшихся в стены ущелья, а также с тем, что находилось на дальней стороне и походило на висячие мосты, подсвеченные факелами или фонариками.

Мэдди ожидала увидеть одну пещеру, может, даже один коридор. Однако здесь были сотни, нет, тысячи пещер и коридоров. Со дна ущелья доносился рев воды, и, хотя, несмотря на фонари, было слишком темно, чтобы увидеть саму реку, Мэдди решила, что поток широкий и быстрый; его шум напоминал рев волка, у которого глотка набита камнями.

Здесь тоже хватало заклинаний и следов-подписей; сюда еще протягивало свои зеленые пальцы освещение; стены были усеяны зернышками слюды, и везде, где по ним текли струйки воды, раскинули усики мускусные цветы — блеклые, печальные лилии Подземного мира.

— О боги, — сказала Мэдди. — Откуда же мне начать?

Что ж, во-первых, побольше света. Подняв руку, она бросила Сол, Солнце, — кончики ее пальцев вспыхнули, и крошечные кристаллы, врезанные в ступени и стены, сверкнули неожиданным блеском.

Этого было слишком мало, чтобы осветить обширное пространство впереди, но даже так Мэдди стало немного легче, хотя бы потому, что теперь было меньше шансов свалиться с лестницы. Одновременно ей показалось, что она заметила нечто у локтя, нечто, что мигом отпрянуло в тень, стоило загореться свету. Почти не раздумывая, девочка бросила Наудр, точно сеть, и вытянула ее щелчком пальцев.

— Снова ты! — воскликнула Мэдди, увидев свою добычу.