— Не забудь, что мне тоже надо как-то с ним ладить, — недовольно заметил Ларри.

— Так на то он и твой друг, — ответила мама. — То есть друг твоего друга… в общем, так или иначе он твой, и от тебя зависит, чтобы он возможно меньше нам докучал.

— Иначе я всажу ему в зад заряд дроби, — пригрозил Лесли, — этому маленькому вонючему…

— Лесли, — вмешалась мама, — остановись.

— А если он такой и есть, — упрямо отчеканил Лесли.

— Знаю, милый, — согласилась мама, — но все равно не следует выражаться.

— Ладно, — сказал Ларри, — я попробую. Только не кори меня, если он явится на кухню, чтобы преподать тебе урок кулинарии.

— Предупреждаю, — произнесла мама с вызовом в голосе, — если этот человек появится в моей кухне, я уйду… уйду из дома. Уйду и…

— Сделаешься отшельником? — предположил Ларри.

— Нет, уйду и поселюсь в гостинице, пока он не уедет, — прибегла мама к своей излюбленной угрозе. — И на этот раз я и впрямь это сделаю.

Надо отдать должное Ларри, несколько дней он мужественно маялся с графом Россиньолем. Сводил его в городскую библиотеку и в музей, показал летний дворец кайзера со всеми омерзительными скульптурами, даже поднялся с гостем на высочайшую точку Корфу — вершину горы Пантекратор, чтобы тот мог полюбоваться открывающимся сверху видом. Граф посчитал, что библиотека не идет в сравнение с Национальной библиотекой в Париже, что музей в подметки не годится Лувру, отметил, что дворец кайзера размерами, архитектурой и обстановкой заметно уступает коттеджу, который он отвел своему старшему садовнику, а о виде с горы Пантекратор сказал, что предпочел бы ему вид с любой высокой точки во Франции.

— Этот человек невыносим, — объявил Ларри, подкрепляясь глотком бренди в маминой спальне, куда мы все укрылись, спасаясь от графа. — Он помешался на своей Франции, я вообще не понимаю, зачем он ее покинул. Послушать его, так французская телефонная связь тоже лучшая в мире! И ничто его не волнует, прямо швед какой-то.

— Ничего, милый, — утешила его мама. — Теперь уже недолго осталось.

— Не ручаюсь, что меня хватит до конца, — отозвался Ларри. — Он только господа бога еще не объявил монополней Франции.

— Ха, уж, наверно, во Франции в него верят лучше, — заключил Лесли.

— Вот было бы замечательно, если бы мы могли сделать ему какую-нибудь гадость, — мечтательно произнесла Марго. — Что-нибудь жутко неприятное.

— Нет, Марго, — твердо сказала мама. — Мы еще никогда не делали ничего дурного нашим гостям, разве что ненароком или в виде розыгрыша. Не делали и не будем. Придется потерпеть. Осталось-то всего несколько дней, скоро все будет забыто.

— Мать честная! — вдруг воскликнул Ларри. — Совсем забыл. Эти чертовы крестины в понедельник!

— Бранился бы ты поменьше, — заметила мама. — И при чем тут это?

— Нет, ты представляешь себе — взять его с собой на крестины? — спросил Ларри. — Ни за что, пусть сам в это время где-нибудь побродит.

— Мне кажется, не следует отпускать его, чтобы он бродил один, — сказала мама так, будто речь шла об опасном звере. — Вдруг встретит кого-нибудь из наших друзей?

Мы сели, дружно обдумывая эту проблему.

— А почему бы Джерри не сводить его куда-нибудь? — внезапно произнес Лесли. — Все равно ведь он не захочет идти с нами на какие-то скучные крестины.

— Прекрасная идея! — обрадовалась мама. — Это выход!

Во мне полным голосом заговорил инстинкт самосохранения. Я заявил, что непременно пойду на крестины, давно мечтал об этом, мне представится единственный в жизни случай увидеть Ларри в роли крестного отца, он может уронить младенца или сотворить еще что-нибудь в этом роде, и я должен быть при этом. И вообще — граф не любит змей, ящериц, птиц и прочую живность, чем же я могу его занять? Наступила тишина, пока вся семья, уподобившись суду присяжных, взвешивала убедительность моих доводов.

— Придумала: прокати его на своей лодке, — сообразила Марго.

— Отлично! — воскликнул Ларри. — Уверен, в его гардеробе найдется соломенная шляпа и легкий пиджак в полоску. А мы раздобудем для него банджо.

— Очень хорошая мысль, — подтвердила мама. — И ведь это всего на два-три часа, милый. Я уверена, что ты ничего не имеешь против.

Я решительно возразил, что имею очень много против.

— Послушай меня, — сказал Ларри. — В понедельник на озере будут ловить рыбу неводом. Если я договорюсь, чтобы тебе разрешили участвовать, возьмешь с собой графа?

Я заколебался. Мне давно хотелось посмотреть на такой лов, и я понимал, что все равно мне сбагрят графа; теперь следовало извлечь из этого побольше выгоды.

— А еще мы подумаем насчет новой коллекции бабочек, про которую ты говорил, — добавила мама.

— А мы с Марго подкинем тебе денег на книги, — сказал Ларри, великодушно предвосхищая участие сестры в подкупе.

— А от меня ты получишь складной нож, о котором мечтал, — посулил Лесли.

Я согласился. Пусть мне придется несколько часов терпеть общество графа, зато хоть получу справедливое вознаграждение. Вечером, за обедом, мама рассказала графу о предстоящем мероприятии, причем расписала лов с неводом в таких превосходных степенях, что можно было подумать — она самолично изобрела этот способ.

— Будет жарить? — справился граф.

— Да-да, — заверила мама. — Эта рыба называется кефаль , очень вкусная.

— Нет, на озере будет жарить? — спросил граф. — Солнце жарит?

— А… а, поняла, — ответила мама. — Да, там очень жарко. Непременно наденьте шляпу.

— Мы пойдем на яхте мальчика? — Граф стремился к полной ясности.

— Да, — подтвердила мама.

Для экспедиции граф облачился в голубые полотняные брюки, изящные полуботинки каштанового цвета, белую шелковую рубашку и элегантную спортивную фуражку; шею облекал небрежно повязанный, синий с золотом галстук. Меня «Бутл Толстогузый» устраивал как нельзя лучше, но я первым готов был признать, что по комфортабельности он предельно далек от океанской яхты, в чем и граф мгновенно убедился, когда я привел его к протоку в окружении старых соляных полей, где было причалено мое суденышко.

— Это… есть яхта? — Удивление сочеталось в его голосе с легким испугом.

Я подтвердил: да, это и есть наше судно, крепкое и надежное. И — обратите внимание! — с плоским дном, так что на нем удобно ходить. Не знаю, понял ли меня наш гость; возможно, он принял «Бутла Толстогузого» за шлюпку, призванную доставить его на яхту. Так или иначе он осторожно забрался в лодку, тщательно расстелил на баке носовой платок и опасливо сел на него. Я прыгнул на борт и шестом привел в движение лодку вдоль протока, ширина которого в этом месте достигала шести-семи метров, а глубина — полуметра. Хорошо, подумалось мне, что накануне я обратил внимание, что «Бутл Толстогузый» источает почти такой же резкий аромат, как наш гость… Под настилом копились дохлые креветки, гниющие водоросли и прочий мусор, а потому я затопил лодку на мелководье и основательно почистил днище, так что теперь «Бутл» блистал чистотой и радовал меня чудесным запахом нагретого солнцем дегтя, краски и соленой воды.