— И ты ещё переживал, что имперцев слишком много? — Ему почти удалось улыбнуться. — Даже если сюда съедутся все четыре стратега четырёх континентов, мы можем чувствовать себя более защищёнными, чем раньше.

— Ты хочешь сказать, э-э… что это оружие можно использовать при обороне замка? — поинтересовался Крохан.

Трол ещё раз пригляделся к густому на вид, словно переваренный кисель, содержимому сосудов. Оно мрачно и как-то очень уж спокойно поблёскивало через матовое, не очень чистое стекло. В нём была заключена сила, от которой Трол непроизвольно поёжился.

— На месте имперцев я бы трижды подумал, прежде чем решился на штурм. Даже с учётом горцев здесь хватит холода, чтобы обратить в камень армию раза в три больше, чем их сейчас скопилось у Дотимера.

— Ты уверен? — спросил Роват.

Трол попробовал понять, сколько магических колб он видит перед собой.

— Ну, в общем, это мои догадки… Насколько я понимаю, это груз, снятый со всех семи птиц, что оказались в замке?

— И даже ещё с десятка других, — отозвался Крохан. — Некоторые из птиц приземлились около стен и замёрзли… в ледяном тумане. Ночью, когда туман поднялся в воздух, я приказал сходить и обчистить их седельные сумки. Летунов было много, в одном месте они заполнили четверть рва.

— Здорово! — Трол попытался сообразить, как лучше будет распределить эти шары по стенам замка. И как обучить людей ими пользоваться. — Нам необыкновенно повезло. — Он посмотрел на своих спутников повеселевшим взглядом. — Если только это не было предусмотрено самой Судьбой.

Возвращаясь в свою комнату, Трол сразу почувствовал что-то странное. Он даже не фокусировал своё внимание, он просто шёл и был почему-то уверен, что это не угроза… Не явная угроза.

Комнату освещал камин, ни одного факела не было зажжено. А ведь обычно кто-нибудь оставлял в этом большом помещении хотя бы один факел, пусть даже всем в деревне было известно, что Трол умеет видеть в темноте почти так же, как и ясным днём. Трол нащупал рукой кинжал. И лишь тогда понял, как устал, как тяжело он управляет избитыми магическими молниями мускулами.

Кровать была застелена чистыми простынями, в изголовье, как и прежде, стояли его мечи, подушки были взбиты, чтобы голова утонула в них, словно в шуршащей воде. Через окна вливался свет первых, ещё вечерних звёздочек и факелов, установленных в замковых дворах. Но он не мог разогнать тьму, скопившуюся в углах, там, где даже ему было трудно рассмотреть что-либо, кроме мрачных стен, завешенных редкими гобеленами.

В воздухе стоял какой-то странный запах, не неприятный, но слишком тёплый, обозначающий что-то живое. Трол подошёл к мечам, сейчас они уже не казались неподъёмными, при желании он мог бы вытащить один из них, если обхватит его двумя руками…. Но вытаскивать его не стал, он вдруг всё понял.

Выпрямившись, потому что разрядка от этого странного напряжения оказалась слишком резкой, он повернулся. И тут же смесь жалости и какой-то внутренней удручённости поднялась в нём. В комнате была девушка. Он нашёл её глазами, она стояла у самой стенки, вжимаясь в холодные, грубые камни, словно хотела слиться с ними. Она боялась, была почти в панике, но хотела сделать… Да, что она собиралась тут делать?

— Выходи, — предложил Трол, — на свет. Не нужно от меня прятаться, если ты уж пришла сюда.

Она вышла, шурша платьем. Этот звук показался Тролу, готовому к поединку, слишком громким, он и не заметил, как мобилизовал все свои чувства. Это была Мёда, почти девочка, но уже знающая цену, которую женщины иногда вынуждены платить за свою жизнь тут, в горских деревнях. Она была дочерью Сибары и, вероятно, с детства помогала ей, хотя… Да, с животными, тем более такими благородными, как лошади, всё выходило как-то иначе, чем с людьми. Без грязи, принуждения и без лжи, по раз и навсегда заведённым законам продолжения жизни и живой энергии.

— Это я, — пояснила девушка, словно Трол нуждался в этом.

— Да, — отозвался он.

Боли в теле стали куда сильнее, словно бы вид этой девушки каким-то мистическим образом позволил им стать заметнее, загрузил ими мозг, и даже Тролова техника не быть связанным болевыми ощущениями не могла помочь в том, что эта девушка себе вообразила.

— Я хочу пожить тут, — отозвалась она голосом тихим, словно звон несильного ручья на камнях.

— Почему? — Трол больше не хотел стоять. Он опустился на край кровати и медленно, устало стал сдёргивать свою куртку, рубашку и сапоги. Кровать захрустела такой свежестью, что он пожалел, что в замке мало воды и он не может искупаться.

— Там… страшно, — девушка покосилась на окна. — А тут… ты. Говорят, ты всегда побеждаешь. Если я буду тут, тогда я, может быть… тоже выживу.

Трол наконец справился со своими штанами и улёгся в полный рост. Тело болело почти невыносимо. Такого не бывало даже после иных ран, полученных в бою. Думать о чём-то другом, кроме этой боли, казалось невозможно, Трол едва сдержался, чтобы не застонать в голос.

О такой в общем-то эфемерной вещи, как стыдливость за своё тело перед представительницей другого пола, Трол даже не вспомнил. Он хотел только полежать и утихомирить все эти приступы неприятных ощущений, накатывающие на него едва ли не более явственно, чем тогда, когда в него молотили магические разряды.

— Я сейчас приду в себя, — прошептал Трол.

Мёда тоже стала раздеваться. Она уже посмотрела на Трола, и в её глазах появилось странное выражение, густо замешанное на жалости.

Её платье упало вокруг её ног, словно кольцо какого-то обета, который Трол не мог понять. Но это его сейчас не очень интересовало. Он даже не повернул головы в её сторону.

Мёда тихонько, словно боялась производить много шума, опустилась на простыни и на коленках проползла с другого края кровати к одеялу. Потом мигом забилась под него, подтащив к подбородку. Она боялась этого мужчину, а он к тому же лежал, уставившись в потолок, и думал свои, непонятные, мужские мысли.

Трол, наконец, стал справляться с болями. И тогда вспомнил, что не один. Он повернул голову, девушка рассматривала его пристальным, оценивающим взглядом, потихоньку начиная понимать, что ничего из тех кошмаров, которые она, должно быть, себе навоображала, не произойдёт. Теперь она уже думала, что, может быть, жаль, если всё произойдёт как между почти незнакомыми людьми — быстро, без особых переживаний, без особых последствий…

Трол отчётливо слышал эти её мысли и совершенно не знал, как на них реагировать. Это было неправильно, не так, как он хотел.

Нет, оказалось, что она как раз рассчитывает на последствия. Иначе бы не пришла сюда. Собственно, ради того, чтобы вызвать эти последствия, она и оказалась тут. Неожиданно она заплакала. Ей было жалко себя, ей было жалко всех, кого она знала и любила с детства, ей было жалко мать. И почему-то она очень жалела, что лежит тут такая безучастная, неподвижная, а Трол едва способен повернуться к ней, сдерживая боль. Она думала о смерти, которая скоро должна была их всех настигнуть.