свою Земную речь и говорил ей, что волосы у нее сухие, хватит ими трясти, у него от этого болит голова; и смех, взбирающийся по спирали, как ребра, до самого верха не по его слепой стороне, а по его открытому переду, обнаружил он, был не ее смех, а его. И пристально глядя опять на клеи или гели, он видел, как вспыхивают эти клетки.

Словно сквозь Имп Плюса, тянувшегося снаружи внутрь. Солнце вспыхнуло вниз сквозь складку. Раньше он знал вниз, но думал, что сейчас не знает.

Вспышка зажгла новый поток. Золотое волокно ослабло или растворилось, и снова в уголках всех его глаз, подумалось ему, он заметил, как пряди упругости ослабевают и натягиваются, но не знал, что это. Клеевые клетки снова стали пружинящим морем белого, но теперь их было больше, вот в чем дело, и они стали несвязаннее, так что соседние стебли склонились в нежный гель, словно палец в плоть.

Он не говорил когда, но хотел и пожелал бы. Но, скользя назад по складке, он смотрел на массы стеблей и больше — на белые морские клетки, настолько более многочисленные, и видел теперь, как одно поступает перед другим.

Вспышки поступали от стеблей, но не всех. От ворсистых или с прутиками на конце. И каждая вспышка разбухала, истончалась и распыляла клейкую клетку, а затем — чтобы Имп Плюс думал, будто его бытие снаружи и изнутри ударило его сопротивлением двоения в глазах, поскольку клеевая клетка вдыхала и выдыхала одновременно, и делала это со взрывом, что отзывал Имп Плюса на Землю и к Земному слову боль, и со взрывом, что отправлял волны уменьшения вверх по Имп Плюсу и наружу, чтобы яркие тени на капсульных переборках повернулись и растянулись, так что он вновь увидел в вышине кричащих буревестников, разглядывая теперь кожу двух обнаженных вертикальных форм на пляже, — то, что вспышка из стволового конца запустила в клейкой клетке, открыло здесь расщелину, которая развернулась, но развернула деление.

Чтобы меньшая зеленая комната на Земле и зеленая комната побольше были поначалу дальше друг от друга. Затем они явились, их стало больше. Что стиснуло их и превратило в сообщающиеся комнаты.

«Ты вступаешь в новую жизнь», — сказал Хороший Голос» указывая на зеленую стену с белыми трещинами, нарисованными на ней, которые распространились теперь до частиц морской раковины, какой Имп Плюс раньше не знал, если бы Слабое Эхо не знало, из чего сделаны морские раковины, — но каких Имп Плюс не мог раньше видеть сам, чувствовал он, как и прочее новое, что ощущал или видел внизу в складках и трактах, без того, что с ним происходило. Происходило где? В уголках всех его глаз? в ослабевающих и натягивающихся прядях?

И то ли клеем или его растворением, припомненных зеленых комнат стало больше. Он вспомнил, что слышал, как Въедливый Голос сказал: «Нипочем не скажешь, что там наверху сделает Солнце, никак не скажешь; поэтому не слушай ничего, что тебе скажут по соседству». Вспомнил, что слышал это, но думал, что далеко в другом месте на Земле слепой продавец газет мог иметь что-то; поскольку он сказал Имп Плюсу: «Я мог стать растением, но зацепился; печень у меня хорошая; я вернул себе то, что утратил, — думаю, я иногда вижу тени, понимаешь, о чем я, — но что это, все кончено, вот, что я чувствую, и поэтому вот, что я решил».

Зеленая хлорелла и сине-зеленая анабена не были раньше в складке, он лишь думал тогда, что они там есть. Они там где-то были. Однако он видел там складки, одну, через которую проник, рожденную ее водянистой влагой, которая стала его, и другую, через которую вышел. А между складками, Имп Плюс видел где, как тогда сказало Слабое Эхо, или если нет, то следовало бы сказать, каждый оптический нерв был обрезан, и каждая дыра в начале тракта была тем диском ничего, слепым пятном. Клей притянул его к ней. Он как-то сказал, что у него нет слепых пятен, и она тогда рассмеялась, но подобно Въедливому Голосу, а потом она уже не смеялась, но затем что-то ему сделала, за что он потом в своем вспоминании не смог зацепиться.

Но сейчас у него не было слепого места, несомненно.

Потому что у него не было впадины для глаза, чтобы у того имелась сетчатка. Не было слепого места для исследования следовательно.

Ему не особо чем было заняться. В этом ли дело? Потому Центр дал ему тогда видеть эти мелочи. Но некоторых не было здесь на орбите. Они были на Земле.

Центр раньше говорил: ПОВТОРЯЮ ОТВЕТЬТЕ ИМП ПЛЮС. ОТВЕТЬТЕ ОТВЕТЬТЕ.

Передача пересекала длину, которая, как теперь видел Имп Плюс, была его. И с точки на этой длине Слабое Эхо появилось, как нужда в питании: ВАС СЛЫШУ, ЦЕНТР.

КАП КОМ ИМП ПЛЮСУ. МЫ УЖЕ СОБИРАЛИСЬ ВЫСЫЛАТЬ РЕМОНТНИКА.

Имп Плюс мог ощущать Слабое Эхо как затаенное дыхание, что распространилось, развеялось и поглотилось, но так и не испустилось. Слабое Эхо сказало: ИМП ПЛЮС ЦЕНТРУ. АКТИВНОСТЬ В ОПТИЧЕСКОМ ТРАКТЕ. (Но затем Имп Плюс обнаружил, что утаил следующие слова Слабого Эха, которые были Обесцвечивание в перекресте зрительных нервов.)

Это было пересечение, где бледно-оливковое волокно потускнело до никакого цвета; Слабое Эхо сохранило слово перекрест, и Имп Плюс подготовился запомнить перекрест зрительных нервов, где перекрещиваются глазные нервы.

Он пытался представить почему, но видел лишь, что Слабое Эхо было из него, и в то же время между ним и Центром. То, что перекрещивает, пересекает с одной стороны на другую. Значит, там есть стороны.

ИМП ПЛЮС У ВАС СБОЙ, — говорил Центр Слабому Эху. В ЗРИТЕЛЬНОМ ТРАКТЕ НЕТ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ. ВОЗМОЖНО ВЫ ИМЕЛИ ВВИДУ ДАННЫЕ ВОДОРОСЛЕЙ ИЛИ ЭТО ДИЛАТОМЕТР, ИМП ПЛЮС?

Имп Плюс растянулся увидеть, как тени на стенках капсулы задвигались крупнее.

Центр сказал: ИМП ПЛЮС МЫ ХОТИМ ВЕРНУТЬСЯ ТУДА, ГДЕ БЫЛИ, КОГДА ВЫ СООБЩИЛИ ЧТО ИСТОЧНИКИ УДОВОЛЬСТВИЯ В ДОЛЕ И ДРУГИЕ РЕАКЦИИ СЛОЖНО РАЗЛИЧАТЬ. ЧТО ПРОИЗОШЛО МЕЖДУ ТОГДА И ТЕПЕРЬ ИМП ПЛЮС? ДАВНО НЕ СЛЫШАЛИ.

Имп Плюс растянулся. Сама боль растянулась, и это был распад, как дыхание вдохнутое, но не выдохнутое. Но возможно ли, что он тянется и растягивается, чтобы увидеть тени? Тени случались именно в тот миг, когда он растягивался.

Центр сказал где и когда слитно. Жажда заржавела. Распад хрустнул. Это было больше и гораздо больше реакции иной, нежели удовольствие. Имп Плюс видел, что тени двинулись немного крупнее, очень немного, что было так мало, как то,