Чан отложил обрывки фотографии в сторону и вкрадчиво ответил:

— Я готов согласиться, что вас томит нетерпение.

— В таком случае, мы можем уйти?

— К сожалению, вы должны остаться. Дело принимает совершенно иной оборот, и мне придется вторично побеседовать с вами.

— Вы преступаете пределы дозволенного! — воскликнул Баллоу. — Я позабочусь о том, чтобы вас освободили от должности.

Чан невозмутимо улыбнулся.

— Разумеется, вы можете жаловаться, но только завтра утром. А сегодня здесь распоряжаюсь я, и вы останетесь в доме до тех пор, пока я не разрешу вам уйти.

Джейнс не выдержал:

— Меня ждут на континенте важные дела! Пароход уходит в полночь, и я предупреждаю вас, что если вы действительно хотите воспрепятствовать мне уехать, то вам придется применить силу.

— И я ее применю, — по-прежнему спокойно ответил Чан.

— Боже! — воскликнул Джейнс и бросил на Вильки Баллоу беспомощный взгляд. — Что это за страна?

Глаза Чана вспыхнули.

— Человек, собирающийся пуститься вплавь через реку, не должен смеяться над матерью крокодила, — холодно произнес он.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что вы еще не достигли противоположного берега.

— Но у меня есть алиби! — возмущенно закричал Джейнс.

— В этом я не убежден, — сказал инспектор со зловещим спокойствием.

— Вы сами сказали, что установили время совершения убийства.

— Как это ни печально, в жизни часто приходится совершать ошибки, — вздохнул Чан. — Ваше алиби лопнуло, как мыльный пузырь.

— Что? — воскликнул Джейнс.

Ван Горн и Мартино напряженно прислушивались к их разговору.

— Советую вам сохранять спокойствие и больше не упоминать об алиби. Что-то вы слишком часто ссылаетесь на него, — заметил инспектор.

Джейнс, словно пораженный громом, замолчал.

Чан обратился к Рите Баллоу:

— Прошу простить меня. Я лишь сейчас вспомнил, что слуга давно уже сервировал стол. Я бы предложил вам…

— Я не смогу проглотить и крошки, — энергично запротестовала Рита.

— Вполне понимаю вас. И все же я бы посоветовал вам хотя бы выпить кофе. Это несколько успокоило бы, господа, ваши нервы. Вы ведь знаете, кофе порой действует благотворно и способствует мышлению.

— Пожалуй, идея недурна, — хмыкнул ван Горн.

— Прошу вас, мисс Юлия, — попросил Чан.

Девушка горько усмехнулась.

— Сейчас распоряжусь. Я совсем забыла о том, что у нас сегодня гости.

Она вышла. Чан направился к столу, на котором лежали обрывки фотографии. Но закончить эту работу ему было не суждено. Внезапно распахнулось окно, и обрывки фотографии закружились по комнате.

В окне показалась голова Кашимо. Японец, увидев, что он натворил, поспешил затворить окно.

Чан молча опустился на колени и попытался собрать обрывки. Присутствующие бросились рьяно помогать ему в этом и вскоре желанные клочки оказались в руках инспектора. Он снова уселся за стол и продолжил прерванное занятие. Но это, видимо, плохо у него получалось, потому что вскоре Чан досадливо пожал плечами и встал.

— Что случилось? — спросил Тарневеро.

— Нет никакого смысла продолжать это, — ответил он. — Не хватает больше половины фотографии.

Чан обвел взглядом присутствующих. У него мелькнула мысль обыскать всех. Но, посмотрев на Баллоу, он решил, что исполнение этого намерения было бы сопряжено с долгой и упорной борьбой. Нет, следует идти к цели иным путем. Инспектор вздохнул, засунул обрывки фотографии в карман и, увидев вошедшего Кашимо, своего чересчур усердного помощника, с досадой сказал:

— По-видимому, вы были единственным свободным детективом в тот момент, когда в полицейском участке решали, кого послать ко мне.

Тот не успел ответить. У входной двери раздался продолжительный звонок.

Джим, не дожидаясь Джессупа, выскочил в холл. До слуха находившихся в гостиной донеслись голоса, и в дверях появился мужчина средних лет с тронутыми сединой висками и живыми глазами. На его лице виднелись следы грима.

— Добрый вечер, — сказал он. — Я — Роберт Файф, бывший муж Шейлы Фен. Какую ужасную вещь сообщили мне по телефону! Я прошу прощения за свой вид, но я так торопился, что не успел даже переодеться.

— Не хотите ли снять плащ? — спросил его Джим.

— Благодарю вас.

Мужчина снял плащ и протянул его Джиму. Когда он повернулся, раздался пронзительный возглас. Диана Диксон с ужасом смотрела на грудь Роберта Файфа. Его белую манишку пересекала ярко-красная лента ордена Почетного легиона. Файф удивленно оглядел себя.

— Ах, да, — сказал он, — я ведь сказал вам, что не успел переодеться. Я сегодня играл французского посланника.

Наступило томительное молчание. Файф, по-видимому, не отдавал себе отчета в том, что на его долю выпал самый эффектный выход за все время сценической деятельности. Но затянувшаяся тишина, в которой было что-то зловещее, вероятно, тяготила его. И Файф заговорил первым:

— Как могло это случиться? Я ушел из театра, как только смог освободиться. Если я не видел несколько лет Шейлу, то все же…

— Сколько лет? — перебил его Чан.

Файф высокомерно взглянул на инспектора.

— Извините, но по какому праву вы спрашиваете меня об этом?

Чан безмолвно отогнул лацкан своего смокинга, и Файф увидел полицейский значок. Жест этот был настолько эффектен, что сделал бы честь любому актеру.

— Как видите, я вправе вас спрашивать, — сказал Чан. — Вы сказали, что раньше были мужем Шейлы Фен и что вы не видели ее несколько лет. Сколько лет вы не видели ее?

Файф помолчал.

— Мы разошлись девять лет назад, — сказал он. — Сначала мы работали в Нью-Йорке. Шейла выступала в ревю Зигфельда, а я в маленьком драматическом театре. Однажды она явилась домой очень возбужденной. Ей предложили работу в Голливуде, и предложение было очень заманчивым. Я не мог отговорить ее от поездки, и когда через неделю провожал ее на поезд, то сознавал, что теряю ее навсегда. И действительно, примерно через год Шейла возбудила дело о разводе. Мне кажется, для нее этот вопрос не был сопряжен с какими-либо сомнениями. Для меня все это было мучительно, несмотря на то, что я готовил себя к мысли о разрыве.

— Вы бывали после развода в Лос-Анджелесе? — спросил Чан.

— Да, разумеется. Но мы никогда не встречались.