Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вчера, 23 июля 1947 года, был почти полностью разрушен в результате пожара старый дом Мейнбохеров, находящийся в конце Круммштрассе. Пожар вспыхнул, по версии главного пожарного города офицера Орнуна Херта, из-за короткого замыкания в старой проводке. Напомним, что с 1932 года в доме никто не живет, а в 1935 году в нем был начат капитальный ремонт, приостановленный в прошлом году после двух несчастных случаев на стройке. 15 февраля 1944 года обрушились леса на чердаке, в результате чего один из рабочих, двадцатитрехлетний Эрик Штомпф, получил тяжелейшие травмы и скончался в больнице, не приходя в сознание. 29 апреля 1946 года один из рабочих, восстанавливавших деревянные перекрытия в подвале, по собственной неосторожности зацепился рукавом за циркулярную пилу, которая отрезала ему руку выше запястья, Официальные расследования признали оба происшествия несчастными случаями, но многие в городе теперь спокойно вздохнут: этот дом больше не возвышается над головами прохожих мрачной темной необитаемой громадой.
— Получается, что дом кто-то сжег? — предположил я, прочитав заметку. — А теперь его кто-то купил, или же это его прежний владелец тщательно охраняет руины дома.
— Верно, — согласился фон Нотцинг. — Получается именно так. Ответа на вопрос, кому сегодня принадлежит дом, я так и не получил. Услышав то, о чем я хочу поговорить, бургомистр моментально сослался на страшную занятость, и по его тону я почувствовал, что наше приятельство находится под угрозой. Никаких данных, как мы с вами выяснили, в архиве тоже нет. У меня оставалось последнее средство…
Честно говоря, я и не сомневался, что барон просто так сдастся.
— Я отправился к местному сумасшедшему, — будничным тоном продолжил фон Нотцинг. — Ненормальный он там или нет, но в 1946 году он работал не где-нибудь, а в пожарной команде Браунау-на-Инне. Да и вообще говоря, он живет в Браунау с рождения, а именно с 1920 года, так что в любом случае он мог мне что-нибудь рассказать. Сначала, конечно, он осыпал меня скверными словами, не открывая двери, и вовсю глазел на мой блокнот, но потом мне удалось втереться к нему в доверие, причем мой кошелек после этого стал изрядно тоньше. Судя по отзывам соседей, старик — вздорный, склочный жалобщик и хулиган. Да к тому же то ли одержимый бесом, то ли больной эпилепсией. Однако рассказывает он отменно. Несколько раз я даже спрашивал его об известных мне вещах, чтобы сбить с толку и проверить, не сочиняет ли он. Но все оказалось верным. По его рассказу, этот дом был не чем иным, как вертепом, в котором регулярно проводились сатанинские обряды, происходил вызов духов мертвых, приносились жертвы животных и даже людей. А в годы войны дом охраняло целое отделение СС. Старик считает, что дом поджег кто-то из соседей. Да и по заверениям его самого, пожарные особо не спешили его тушить. Никто не разбирал развалины, потому что сразу после пожара будто бы явился владелец и публично порадовался, что-де теперь дом не придется сносить и что на этом месте он построит себе особняк, да так и не построил. Однако развалины дома продолжают охранять: вокруг стоит забор с камерами, а ночью по территории бегает громадная собака, которая неизвестно где прячется днем. Прогуливаясь неподалеку от этого места после моего посещения музея, я сделал вид, что завязываю шнурки, и довольно подробно рассмотрел развалины сквозь живую изгородь. Так вот, Кранц, помимо того что на столбах установлены камеры, среди самих камней установлены растяжки. Я это видел с улицы, но это не вызвало у меня ни малейших сомнений, все-таки я служил в Афганистане. Растяжки, понимаете? Это уже чересчур серьезная штуковина для защиты от любопытных мальчишек.
Так оборвалась очередная ниточка, ведущая от времен Адольфа Гитлера в наши дни. К счастью, оборвалась она не сразу. Откровенно говоря, я думаю, что идет-то она не от Гитлера, а от дней, намного ему предшествовавших. Итак, первое: нам удалось узнать, что кто-то тщательно фальсифицировал документы о том, в каком именно доме родился Гитлер, поскольку сделать это специально было бы очень и очень трудно. Второе: мы выяснили, что дом, в котором родился и рос будущий фюрер, пользовался дурной славой. И третье: мы обнаружили, что у этого дома есть владелец, который очень и очень строго охраняет его неприкосновенность. Кто же этот владелец, сумевший отвести глаза от дома так, что никто даже и. не подозревает об обмане? От кого и, главное, почему он охраняет эти мрачные развалины? Я думал над этим всю обратную дорогу в Мюнхен и думаю до сих пор. Но у меня нет ответа.
Прямо из Мюнхена, не заезжая в Берлин, я отправился в Гревенброх. С Яном мы договорились встретиться на железнодорожном вокзале в Дюссельдорфе. Гревенброх находится в федеральной земле Северный Рейн — Вестфалия и подчинен административному округу Дюссельдорф. Население и площадь городка раз в пять больше, чем Браунау-на-Инне: 65 тысяч человек и 103 квадратных километра. Гревенброх известен тем, что там находится один из западногерманских сталепрокатных заводов, а еще в нескольких километрах от города есть развалины замка Хулчрат. В сентябре, в один из выходных дней, там собираются несколько десятков молодых людей и девушек в черном и устраивают фестиваль готической культуры. Обычно это мероприятие широко не спонсируется, поэтому проходит довольно скромно и освещается разве что в местных новостях.
По дороге Ян рассказал мне все, что ему известно о Хулчрат. Этот замок построен в конце XVI века каким-то довольно обеспеченным, но бездомным (как в те времена называли — «странствующим») рыцарем, наверное, бывшим крестоносцем. Точный возраст замка Яну установить не удалось: либо упоминания о нем встречаются в более старых документах, либо обнаруживается, что эти описания неточные. И поэтому замок то ли и правда существовал, то ли был разрушен, то ли постоянно перестраивался. Замком владели разные люди, более или менее богатые, однако Ян установил такую закономерность: как только у замка менялся владелец, в Гревенброхе происходило какое-то малоприятное событие. Например, выпадал град размером с куриное яйцо, причем иногда были человеческие жертвы, или случалось наводнение, или, наоборот, засуха, или начиналась эпидемия брюшного тифа, или случался пожар на фабрике, или сходил с рельс поезд…
Нацисты прибрали к рукам этот замок в 1934 году, и до конца 1945 года здесь квартировал специальный батальон СС. В 1944 году здесь же была устроена штаб-квартира партизанской организации «Вервольф». После того как в 1946 году организацию распустили, замок — точнее, его останки — является государственной собственностью.
— Откровенно говоря, — добавил Ян, — в развалины замок превратился еще в начале 1945 года, когда его сожгли несколько вооруженных людей. Скорее всего, это были жители Гревенброха, которые считали, что в зам-, ке пс-прежнему происходят сходки нацистов из «Вервольфа». Они действительно задержали группу людей в странной одежде, отчаянно сопротивлявшихся захватчикам замка, поэтому почти все из них были убиты на месте. Замок тогда постарались сровнять с землей, но это не очень-то получилось. Потом, говорят, военные поддались на уговоры местных жителей и пару раз взорвали остатки замка. С тех пор, собственно, все здесь в таком виде, каком мы с вами, герр фон Кранц, и увидим.