– Не совсем. Мне говорили, что самый редкий знак – «ЗДЕСЬ МОЖНО РАССКАЗЫВАТЬ, ЧТО ТЫ СКИТАЛЕЦ».

– Почему? – спросила она.

– Потому что нигде нельзя, – сказал я. – Они следят, чтобы тебе никто не поверил.

– Выходит, такого знака не бывает! – презрительно бросила она.

– Нет, бывает! Он был у меня в списке! Где-то он наверняка есть!

– Ой, ну конечно, – жалостливо протянула Хелен. Такая вот она. Только что говорит одно и тут же сама себе противоречит, а получается, что это ты ляпнул чушь. – В открытых временах воплощены все вероятности, поэтому наверняка есть портал, за которым тебе позволено признаться, что тебя изгнали. Типичная логика Уквара…

– Что ты такое несешь? – спросил я.

Она меня не слушала:

– Уквар – чистой воды обманка! По-моему, его просто нет!

– Да кто это такой? – начал было я, но тут мы вышли на опушку джунглей, где тоже росли кусты.

В кустах рядом с тропинкой стоял человек, кланялся нам и улыбался. Вполне цивилизованно. Он был чисто выбрит, в опрятной беленой рубашке и штанах, и улыбка у него была учтивая – светская такая улыбка. Он был до того безобидный с виду, что я обернулся к Хелен и надменно бросил:

– Предоставь все мне.

И поклонился человеку в белом:

– Добрый вечер, друг мой.

Он затянул на языке, которого я раньше не слышал:

– Оомера-вуумера-вуумера.

Наверное, лицо у меня сделалось очень смешное. Из-за волос Хелен послышалось фырканье.

– Ничего страшного, – заверил я ее. – Объяснимся знаками.

Человек в белом стал объясняться знаками. Он поклонился и протянул руку. Это он говорил: «Не соблаговолите ли пройти сюда, сударь?» – ни дать ни взять официант в ресторане, где я как-то работал. Поэтому я кивнул, а Хелен дернула головой. Она всегда чуть дергала головой в сторону, когда кивала, будто на самом деле имела в виду «нет». К такому с первого раза не привыкнешь. Но человек в белом нас, видимо, понял. Он был очень доволен. Вежливо провел нас по дороге через поля. В полях работали другие опрятно одетые мужчины и несколько мальчиков, все с длинными тяпками, и при виде нас они положили тяпки и заторопились следом за нами, тоже улыбаясь и журча «Оомера-вуумера-вуумера». Как будто мы были особы королевской крови, только обращались с нами гораздо теплее. Я огляделся – и увидел, что из джунглей высыпала целая толпа опрятных людей и тоже бросилась за нами с радостными криками «Оомера-вуумера!».

Мы прошли поля и очутились в деревне. Деревня тоже была опрятная и цивилизованная. Домики были все квадратные и беленые, украшенные спереди нарядными шпалерами с цветами, у опрятно выкрашенных дверей стояли блестящие медные горшки. Домики с трех сторон окружали площадь, а за площадью стояло беленое здание побольше, и шпалеры на нем были повыше: видимо, деревенский совет. Нас провели к этому зданию через площадь, и еще нигде меня не встречали так приветливо. Здесь к толпе присоединились девочки и женщины, они сияли улыбками и гремели бирюзовыми бусами, которые в изобилии носили поверх длинных белых платьев. Они были очень непосредственные, здешние женщины. Одна подбежала к Хелен, протянула к ней руки, воркуя «Оомера-вуумера», и хотела отвести волосы от ее лица.

Я мало что разглядел, но выражение той части лица Хелен, которую я увидел, явно говорило о желании укусить эту женщину. Хелен отпрыгнула от нее с криком: «Не смей!»

Я побывал во множестве миров, где принято прятать лица. Не знаю, почему Хелен прятала свое, может, так принято у этих Харас-Уквара, и хотя раньше мне такой метод нигде не встречался, я считаю, что обычаи надо уважать.

– Оомера-вуумера, – сказал я удивленной женщине. – Не надо так делать. Ее лик священен.

Женщина кивнула и попятилась, жестами показывая: «Ах, простите».

Я подумал, что Хелен должна была сказать мне спасибо, но она заявила:

– А тебе нечего было грубить!

После этого она была в очень дурном настроении – если, конечно, можно так выразиться, потому что в хорошем настроении она и раньше не была. Нас привели в здание совета, усадили там на груду подушек у стены и закатили пир. Принимали как почетных гостей и даже слишком. Стоило мне взглянуть на очередное блюдо, как мне тут же наваливали целую гору в медный горшок, какие тут давали вместо тарелок. Все улыбались, восклицали, оомерили-вуумерили, кивали и несли угощение – дымящиеся медные ведра фасолевого супа, горы риса, какие-то кусочки, завернутые в листья и политые сверху острым соусом, блины, булки, аппетитные пироги с фруктами. И двадцать видов салата. И горы всех плодов, которые я видел в джунглях. И все было очень вкусное. Единственный недостаток – еда была вегетарианская. А я бы с удовольствием поел мяса.

Хелен почти ни к чему не притронулась. Она сидела, свесив голову, так что даже кончик носа скрылся, и вела себя так, словно лик у нее был до того священен, что даже еду в рот класть нельзя. Возможно, это до нее наконец дошло, каково на самом деле быть скитальцем, но точно не знаю. Мне не никогда не удавалось угадать, о чем думает Хелен.

– Ешь, – сказал я. – Ты их обижаешь. Ты почетная гостья.

– Ешь за меня, – буркнула она. – От пуза. Я не хочу. Мне здесь не нравится. Я хочу Домой.

Я и ел – за двоих. Через некоторое время еду убрали и принесли горячее питье. Я был рад. К этому времени я так наелся, что стало даже нехорошо.

Так что можете себе представить мою досаду, когда после питья снова появились медные горшки – и пир повторился. На этот раз принесли кучу всего на палочках, только овощи, кукурузу в початках и все такое прочее. Горы. И мне нужно было все попробовать. Они настаивали. Вот что самое плохое, когда не знаешь обычаев. Не понимаешь, какой взять темп. Я уже и так переел.

– Помню, мама говорила, что такое есть за двоих, когда должна была родиться моя сестра Эльзи, – сказал я Хелен. – Не знал, что это такая трудная работа!

– Ты жрешь, как свинья на откорм! – отозвался голос из-под волос.

– Вот и нет! Я просто вежливый! – возмутился я.

Потом еду на палочках унесли и принесли пирожные. Горы пирожных. Я уже едва не лопался. Но упорно ел. Обычаи надо уважать. Никакого удовольствия мне это не приносило. Я боялся, что меня сейчас вырвет. Пришлось отказаться от двух видов рисового пудинга. В жизни так не радовался концу обеда, как в тот раз. Все наконец встали. Я тоже встал, чувствуя себя огромной пухлой подушкой с ручками и ножками по углам. Едва дошел туда, где нас уложили спать. Это была маленькая квадратная комнатка в задней части здания с горой подушек, почти таких же пухлых, как я. Хозяева закрыли дверь и ушли, а я остался стоять. Я не мог ни сесть, ни даже пошевелиться, так я объелся.

Внутри было темно. Свет давал только маленький синий светильник под потолком. Хелен топала у меня за спиной, но я не видел, что она делает, потому что боялся даже повернуться. Наконец она подошла и грациозно уселась на подушки туда, где мне было ее видно.