попробовать измениться самому. Но он не ожидал, что демонстрировать эту перемену будет так сложно, когда все вокруг видят в нём только плохое.

Гастон сделал глубокий вдох, собираясь что-то сказать – что угодно, только бы мать прекратила рыдания, – но тут отец прогремел:

– Гастон, всё, чего твоя мать хочет от жизни, – это красота и гармония. Если ты всерьёз намерен быть таким дикарём, немедленно выйди из-за стола.

Гастона охватил неудержимый гнев, и очищающая обида стёрла все сожаления.

– С радостью. – Он встал и бросил салфетку на стол. Хотят увидеть дикаря – что ж, он может его показать. – Не буду нарушать красоту и гармонию вашей трапезы, – издевательским тоном произнёс юноша и вдруг, развернувшись, увидел Агату, которая стояла около буфета с непроницаемым выражением изменчивых глаз.

Плечи у него поникли. Он и не знал, что она в комнате. Слышала ли она неодобрительные материнские высказывания о ней? Была ли она свидетельницей его невероятного унижения – как эти люди, которые должны принимать его безоговорочно таким, какой он есть, со всеми его недостатками, глумились над ним?

Гастона бросило в жар, и он выбежал из комнаты в прохладный коридор. Он попытался что-то изменить. Он не соврал о спасении Агаты от волков. Как они не понимают, что он действовал из благородных побуждений? Не догадываются, что он хочет стать другим, лучшим человеком? Даже родную мать ничуть не встревожили слова о том, что он чуть не погиб.

– Гастон, подождите, – послышался из-за его спины шёпот, прежде чем он взлетел по лестнице, чтобы спрятаться в своих комнатах.

Юноша обернулся и увидел Агату, которая с пустой супницей в руках спешила к нему. Он снова удивился, как сияет её лицо. Несмотря на сморщенный от волнения лоб и слишком длинный нос, она каким-то образом казалась... более привлекательной, чем раньше.

Гастон остановился в арочном дверном проёме и, когда она догнала его в темноте, горько засмеялся:

– Превосходный пример семейного благочестия, да?

– Жаль, что они... – Большие глаза выражали жалость. – Ваша мама не должна была говорить вам таких слов.

«Как и я ей», – подумал Гастон и сунул руки в карманы.

– Извините за то, что они сказали о вас.

– Я не переживаю. Они совсем меня не знают. А вот ваш отец ужасно вас недооценивает, – твёрдо произнесла Агата.

Он не привык, что кто-то встаёт на его сторону, и всё же не хотел жалости от этой девушки. Он хотел, чтобы она улыбалась ему и называла Вашей Галантностью. Считала его героем. Или королём, который приобрёл преданность великого волшебника, как Артур заручился поддержкой Мерлина.

– И брат с сестрой тоже! – продолжила Агата. Руки у неё задрожали, и крышка супницы угрожающе задребезжала.

– Дайте-ка сюда. – Гастон протянул руки к тяжёлому сосуду, исполняя роль рыцаря. – Я подержу.

Она кивнула и позволила ему взять супницу.

– У нас в семье никто не любит друг друга, – объяснил он. – Сколько себя помню, этот дом был скорее полем битвы, чем семейным очагом.

– Они просто слепы! – воскликнула Агата, сверкая глазами. – Родные должны принимать вас таким, какой вы есть... со всеми достоинствами и недостатками.

Гастону пришло в голову, что её гнев может происходить не из сочувствия, а из подобного же опыта. Он шагнул ближе к девушке, вгляделся в её лицо и сказал:

– Вы ведь тоже испытали это, правда? Когда от вас отворачиваются самые близкие. Это как-то связано с вашей... способностью к магии?

– Мой отец. – Она кивнула и закусила нижнюю губу, словно старалась заставить себя замолчать.

Неожиданно Гастон почувствовал сильное сочувствие и ступил ближе, пока их не стала разделять только супница. Он понизил голос, и ему показалось, что он всегда говорил только шёпотом.

– Я часто думаю: выгляди я так же, как мой брат... если бы каким-то образом я был больше похож на Жоржа... сильнее, выше, не таким уродливым... относились бы они ко мне как к сыну, а не как к ошибке природы, которую нужно исправить?

– Вы этого хотите? – прошептала Агата.

Он кивнул.

– Больше всего на свете.

Девушка распахнула глаза, в них заблестели слёзы. Гастон чуть было не отказался от своего признания. Захотелось вернуть ей супницу и сбежать. Руки у него дрожали от тяжести фарфорового сосуда, ноги просились пуститься наутёк.

Тогда Агата сморгнула слёзы, и на лице её отразилась решимость. Пока Гастон ни о чём её не попросил, она положила ладони ему на щёки. Глаза их встретились, и она прошептала:

– Не шевелитесь. Это не больно.

Не больно? Так всегда говорили врачи, шаманы и шарлатаны-аптекари, прежде чем проткнуть его кожу иголками или вывалить на пего муравьев. Вообще-то это случилось только однажды – знахарь из Африки опрокинул на его голое туловище банку огненных муравьёв, утверждая, что это феи-целительницы, которые выгрызут болячки с его кожи.

Гастон дёрнулся, но Агата держала его крепко, а её глаза приобрели сияние чистого водоёма на солнце. Он собрался с силами и решил проявить храбрость. Большие пальцы её рук погладили его щёки, и кожу закололо крошечными иголочками. Потом вспышка света заставила его зажмуриться, но боли он не почувствовал, только свежую бодрость, как в тот раз, когда зимой на спор окунул голову в ледяное озеро. Неприятно стало, только когда он вынул голову и холодный ветер заморозил капли на его лице.

Прохлада волной прошла с головы до кончиков пальцев, и глаза открылись как раз в тот миг, когда Агата опустила руки, прижалась спиной к стене и стала сползать на пол. Её узкие плечи поникли, голова упала, словно шея не могла её удержать.

Гастон поставил на пол супницу и, испугавшись, что девушка потеряет сознание, взял её за плечи.

– Агата, что с вами? Что вы со мной сделали?

Она не ответила, и тогда он наклонил голову и всмотрелся ей в лицо. Глаза у неё были закрыты, щёки покрывал румянец, на губах играла лёгкая улыбка. Она казалась совершенно здоровой. Гастон слегка потряс её.

– Агги?

Она заморгала, и вдруг рот её, не раскрываясь, растянулся в широкой улыбке, словно её застали за чудесным сном.

В коридоре зазвучали быстрые решительные шаги.

Сердце у Гастона заколотилось в горле. Если его обнаружат в такой компрометирующей позе со служанкой, родители сошлют его в Сибирь. Но не может же он просто бросить здесь Агату