Хорунжий Наум Невзоров привёл уцелевших казаков в войско Ивана Грязнова, который уже подходил к Челябе. А в крепости обезумевший воевода Верёвкин вешал бунтовщиков и целый день без передышки пытал Уржумцева, пока атаман не умер в луже крови.

8 января 1774 года войско Грязнова с марша атаковало крепость Челябу, но тобольские рекруты поручика Федота Пушкарёва отбили штурм. Обмётанные инеем бревенчатые стены Челябы тарахтели с раскатов беглой ружейной пальбой. Двухъярусные башни из-под нахлобученных тесовых шатров громыхали орудийными залпами. Над шатрами в сизом небе зимы топырили крылья деревянные двуглавые орлы.

Три дня подряд Грязнов бросал свои отряды на приступ. В одну из ночей хорунжий Невзоров отправился к крепости уговаривать бывших товарищей сдаться и открыть ворота. Ворота открылись – Невзоров вошёл, ожидая покорности, – и его повязали; наутро его повесили. Челяба не желала капитулировать. А к ней сквозь бунтующую провинцию шагало сибирское войско генерала Деколонга.

Лифляндскому шляхтичу Ивану Деколонгу было 57 лет. За долгую службу он воевал с немцами, поляками и горцами, но талантов не проявил. Зато был честен, спокоен и разумен. И сибирский губернатор Денис Чичерин направил войска генерала Деколонга спасать оренбургского губернатора Ивана Рейнсдорпа.

12 января Грязнов отвёл свою армию в крепость Чебаркуль, а Деколонг вступил в Челябинскую крепость. Воевода Верёвкин снял с виселицы тело Невзорова, и «тот скверный труп с надлежащей народу публикацией» провезли в дровнях через всю крепость, полосуя кнутами, а потом бросили в ров без погребения. Воспрянувшие духом защитники Челябы уверовали, что генерал Деколонг спас их крепость. Но получилось наоборот.

Весь декабрь 1773 года Пугачёв провёл под Оренбургом. Бунт забуксовал: Оренбург держался стойко. Досаждало и то, что на задворках мятежа огрызался Яицкий городок, где в «транжементе» прямо в центре городка засел непокорный подполковник Иван Симонов с двухтысячным гарнизоном и 22 пушками. Пугачёв понимал, что может повести казаков на Москву, даже если Оренбург не покорится, но казаки никуда не уйдут с Яика, пока не покорён Яицкий городок.

В декабре пугачёвский атаман Михаил Толкачёв собрал по крепостям Нижне-Яицкой линии пушки и казаков и попробовал выкурить Симонова, но тот отбился. Ярким Рождеством 1774 года государь Пётр Фёдорыч оставил Оренбург и явился в Яицкий городок личной венценосной персоной.

На «транжементах» Пугачёв научился ломать русскую дворянскую честь. Ему противостояли только датское солдафонство Рейнсдорпа и французская дерзость де Марина. Но русский офицер Иван Симонов, грубиян и пьяница, уже наплевал на дворянскую честь, когда 19 сентября, в самом начале бунта, не вышел на бой к Чагану. С таким противником Пугачёв ничего не мог сделать.

Дом «царского тестя» казака Кузнецова в Уральске

Симонов без всякого благоговения приказал стащить припасы и порох в подвал Михайло-Архангельского собора. На колокольне установил батарею, и храм поздравил паству не рождественским благовестом, а канонадой. Своим солдатам Симонов посоветовал жрать конину. Калёными ядрами он выжег в городке вокруг своего «транжемента» 255 казачьих домов с усадьбами, чтобы супротивник не подполз к обороне тайком.

Пугачёв послал Симонову приказ «выйти из кремля» и, не надеясь на сдачу гарнизона, распорядился рыть подкоп под батарею. Казаки взялись за лопаты. Через две недели подкоп был готов. 20 января подземный взрыв подбросил пушки «транжемента», словно лодки на волне. Пугачёв поднял над головой саблю и повёл казаков в атаку на куртины.

На колокольне хрипло орал небритый, похмельный подполковник в съехавшем набок парике. Колокольня, словно артиллерийская башня крейсера, извергала залпы. Солдаты стреляли из ружей, бежали, кричали, кидались в штыковые. Казаки под пулями забирались на бастионы – и скатывались обратно. «Транжемент» отбился.

Раздосадованный Пугачёв бросился в сани и на неделю уехал из Яицкого городка. Сапёры мятежников лихорадочно рыли новый подкоп – теперь уже под колокольню. В промёрзших землянках «транжемента» солдаты на кострах топили в котелках снег и варили сапоги. Грязный, нечёсаный Симонов, отогревая дыханием чернила на пере, писал донесения, не надеясь, что они будут донесены.

Пугачёв отметил своё возвращение гульбой – напоказ голодающим защитникам. «Транжемент» несколько раз гавкнул пушками. А 19 февраля новый взрыв потряс берег Чагана. Вороны, что отъелись на мертвечине, повалились с колокольни замертво. Однако Симонов уже знал от перебежчика, что мятежники рванут колокольню. Всю ночь солдаты выносили из подвала собора припасы и снимали пушки с верхотуры. Пустая колокольня от взрыва треснула, но не рухнула. Мятежники взвились на куртины, рассчитывая увидеть ужас и разрушения, а их встретили дружным огнём. Симонов опять отбился.

Мрачный Пугачёв уехал, и в третий раз вернулся только 8 марта. Дела шли плохо, и ему хотелось хоть какой-нибудь победы. Но ничего не изменилось. Грубиян Симонов встретил Пугачёва вылазкой голодных солдат. Вымещая гнев, Пугачёв сам рубил атакующих саблей.

Михайло-Архангельский собор в Уральске, который взрывали пугачёвцы

14 марта со стороны Чагана в «транжемент» прилетел бумажный змей с письмом Пугачёва. Симонов прочитал послание и спокойно отметил в гарнизонном журнале: самозванец «угрожал зверояростию своею проклятою злобою». Вместо ответа «транжемент» бахнул из пушки. Пугачёв молча принял это и утром уехал.

«Транжемент» простоит в осаде ещё месяц, до подхода войск генерала Павла Мансурова. Осенью того же года Пугачёв снова увидит треснувшую колокольню Михайло-Архангельского собора: Пугачёва привезут в Яицкий городок связанного. А грубиян Симонов после пугачёвщины станет обер-комендантом губернского Белгорода и бригадиром.

Казаки желали сами верховодить бунтом, но Пугачёв набирал собственную силу. Разный мятежный народ, что приходил под Оренбург в Бёрды, не знал, кто в бунте первый, и служил не казакам, а самозванцу – то есть, Пугачёву. Емельяна следовало покрепче привязать к казачьему интересу. Для этого казаки решили женить Пугачёва: будто подменить царский венец брачным.

В жёны Емельяну яицкие хитрецы подобрали молоденькую девку Устинью Кузнецову. Её отец, отставной казак Пётр Михалыч, бунтовал в 1772 году и многим важным людям Яика приходился роднёй. Такой не предаст и проследит за новым зятем. Пётр Михалыч согласился с планом.

Емельян не был парнем, который женится по указке батюшки, но сейчас замысел казаков пришёлся ему по руке. К Оренбургу приближались войска князя Голицына, и Емельян тоже хотел породниться с казаками, чтобы те не выдали его князю, спасая свои головы. Пугачёв приехал в Яицкий городок брать «транжемент», а в доме Петра Михалыча ему приготовили смотрины Устиньи и сразу устроили сватовство.