Здесь неизвестно, кто кого переиграл: казаки – Пугачёва, или наоборот. На венчании не супруги клялись в верности друг другу, а вся свадьба клялась в верности бунту. Мрачный получился праздник. По степям свистела пурга, рвала на клочья дымы из печных труб. Пьяный городок пел и плясал – воистину, «последний раз гуляем». А посреди городка молча вздымались обледеневшие валы осаждённой крепости. Там люди умирали от голода, а здесь брага текла по усам.

Крепость Корела

Низкую горницу освещали церковные свечи, а собор стоял за куртиной, и с коренастой колокольни чугунная пушка целилась в снежную крышу кузнецовского дома. Вместо венчального благовеста – картечный визг. Губы невесты холодны, как крест, который целуют перед казнью. И весёлые гости тотчас растерзают жениха, если он поступит по-своему или перестанет побеждать.

Невеста сидела, опустив глаза. С какой стороны ни глянь, жених уже был женат. У казака Емельяна была супруга Софья, у царя Петра Фёдорыча – супруга Екатерина. Но Пугачёв объявил, что десять лет живёт с Катеринкой порознь, а по-божески хватает и семи годов, чтобы считаться разведённым. И потом произвёл сестру Устиньи и её подружек во фрейлины и статс-дамы.

Емельян Пугачёв не был подлецом. Он взял от Устиньи то, что ему навязали, но ничего лишнего. Отношения Емельяна с Устиньей, похоже, сложились отчуждённо-сдержанные. Когда в марте Пугачёв ушёл из Яицкого городка отражать атаку князя Голицына, Устинья осталась в отцовском доме. Больше она не увидит супруга: её арестуют в апреле, когда Емельян укроется в Башкирии.

Женитьбу «царя» народ расценил как признание в самозванстве. Простые казаки считали, что до свадьбы Пугачёв «воевал счастливо». Дескать, войска князя Голицына тоже сдались бы ему, как все прочие, но солдаты узнали про женитьбу – и поняли, что Пугачёв не Пётр Фёдорыч: от живой жены не женятся. Капитуляции теперь не жди.

У казаков Устинья будет виновата в разгроме. У мужа Емельяна – в смерти Татьяны Харловой. У государыни Екатерины – в самозванстве. У бога – в обмане венчания. Судьба атаманской дочки окажется не лучше судьбы капитанской дочки. И эта судьба не дозволит Устинье пожаловаться хотя бы одним словечком.

Власть не пощадит ни «царского тестя», ни «царицу-казачку». Пётр Михалыч умрёт в оренбургской тюрьме, а Устинью сошлют в крепость Кексгольм, в древнюю Корелу. Всю свою безрадостную жизнь Устинья проведёт на холодной Ладоге в одном каземате с Софьей Пугачёвой.

Каземат семьи Пугачёва в крепости Корела

Через много лет после смерти Устиньи по Яику вдруг прошелестит слух, что в Кексгольме Устинья родила от Пугачёва сына. Ребёночка забрала Екатерина и «подарила» его какому-то бездетному королю, чтобы унаследовал престол. Эта наивная сказка – жалкая попытка народа переиграть печальную историю несправедливости по-хорошему.

Нынешний Оренбург – большой степной город, подпоясанный неширокой тёплой рекой и продутый горячими ветрами. Он весь в пыльной зелени, чуть смуглый от загара, ненавязчиво-многоэтажный, разнообразный лёгкой азиатской пестротой. Он с достоинством изжил в себе травму бунта и ничем не похож на Оренбург образца 1774 года.

Тот город был обширным плоским селением высотой в один этаж. Зимой он был чёрно-белым, как голод и дисциплина. В осаде его держали не столько пугачёвцы, сколько дикие степные снега. Сквозь них можно было пробраться только по наезженным санным трактам, а на трактах дежурили конные разъезды башкир и калмыков, готовых в любой миг свистнуть подмогу из Бёрдов. Караульные солдаты Оренбурга угрюмо вышагивали по валам туда-сюда от бастиона до бастиона и смотрели, как по окоёмам ходят огромные сизые бураны.

Вопреки решению военного совета от 7 октября, губернатор Рейнсдорп несколько раз дозволял своим офицерам вылазки против мятежников, но каждый раз это кончалось плохо. Мятежникам тоже было скучно, и они дрались охотно и с азартом.

Главный бой осаждённые решили дать, когда Пугачёв укатил в Яицкий городок. 13 января из Оренбурга, хрустя снегом, вышли три колонны: 1700 солдат и 400 казаков на отощавших лошадях. Канониры тянули 29 заиндевелых пушек. Войско медленно побрело к Бёрдам. Разбойничье гнездо оживилось: наконец-то потеха! Пугачёвские полковники Хлопуша, Максим Шигаев, Тимофей Подуров и Дмитрий Лысов второпях опохмелились и вскочили на коней. Мятежники потащили к оврагу пушки. Казаки шомполами выбивали лёд из стволов ружей и пистолетов.

Оренбургские колонны подошли к оврагу, что отделял Бёрды от Оренбурга. Солдаты глянули вниз и увидели кучи мёрзлых трупов. И тут другой берег оврага взорвался залпом из шестидесяти орудий. Войско словно очутилось в лесу из снежных фонтанов. В овраг полетели оторванные ядрами руки и головы солдат. А едва фонтаны рухнули, во фланг колоннам врезалась конница мятежников.

Восстановленные Водяные ворота Оренбурга

Мятежники на пиках донесли солдат обратно до Оренбурга и бросили за ворота. На растоптанной дороге осталось три сотни убитых и 13 пушек. Валы и бастионы крепости заполошно затрещали ружейной пальбой, не давая мятежникам ворваться в город, но те и не думали, довольные одержанной победой. Больше осаждённые не пытались ударить по Бёрдам: «однакож свалки бальшой не было».

Рейнсдорп решил ждать избавленья извне, но и Пугачёв тоже ждал избавленья извне. Он знал, что его атаманы уже взяли Самару и Челябинск. Под угрозой трепетали Екатеринбург и Тобольск. Чика осаждал Уфу, а Салават – Кунгур. Пугачёвская идея казачьего переустройства России кружила по огромным пространствам, а сам Пугачёв сидел возле Оренбурга, как пёс на цепи. Казаки Яика урезали Пугачёву поле свободы до своего огорода. Пускай тогда генералы разгромят казачий бунт на Яике, зато он, Пугачёв, вырвется на простор.

Взаимное терпение яицких казаков и Пугачёва лопнуло 1 марта. В этот день Пугачёв, Ванюшка Почиталин и атаман Митька Лысов ездили в Каргалу к хлебосольному Мусе и набрались по брови. Лысов, яицкий казак, был с Пугачёвым с самого начала, с Узеней. Но сейчас, как и многим на Яике, ему не нравилось, что в бунте самозванец стал самым главным. И на обратном пути из Каргалы пьяные Лысов и Пугачёв разодрались насмерть. Митька схватил пику и ткнул Емельяна в бок. На счастье Пугачёва, под шубой у него была надета кольчуга. Верный Ванюшка вцепился в пику Митьки, не давая снова ударить Емельяна.

В Бёрдах Пугачёв устроил суд над Лысовым. Суд оказался недолгим: яицкие казаки уговорили Емельяна простить Митьку. Пугачёв вроде как простил. А потом, уже на попойке, мигнул верным людям, и те, круша столы и лавки, повалили Лысова и уволокли из-за стола сразу на виселицу.