— Секунду! — Димитрий уверенно пробежался пальцами по клавиатуре. Через несколько секунд движения стали медленнее. Еще медленнее. Потом его пальцы зависли над клавишами. — Ого! — проговорил он слегка озадаченно. — Интересненько…

Еще бы, подумал я. На территории моей психбольницы не было камер наблюдения. То есть они числились как работающие, но не работали. При мне доломали последние две. Их замена стоила бы копейки, но пофигист-главврач объявил, что торопиться не будет, поскольку ценит приватность. Скорее всего, без камер ему и самому было проще. Если удаленно наблюдаешь за беспорядком, его надо как-то пресекать. А на нет — и суда нет…

Я с интересом поглядел на Димитрия: как он теперь будет выкручиваться? Но, похоже, для него задача стала ненамного сложнее. Почесав рыжий затылок, компьютерщик после краткой паузы хмыкнул и вновь затрещал клавишами — еще быстрее, чем прежде. Через каких-то пару минут он довольно присвистнул, развернул ко мне экран и спросил:

— Правильно я попал?

Судя по картинке, Димитрий был профи не хуже остальных. Я увидел на экране знакомую дверь служебного выхода из пищеблока. Возле нее отирался Петруша и старательно делал вид, что любуется закатом. Время от времени он упрятывал лицо за шарфом — и из его рукава тотчас же выплывало маленькое облачко, которое царь торопливо разгонял рукой. Курение на территории клиники было грубым нарушением режима, но царь никогда не попадался. Даже я не знал, куда он бегал с трубочкой. Одним секретом стало меньше.

Я обратил внимание, что ракурс, с которого мы следили за Петрушей, был необычным — словно камеру подвесили высоко в небе и оператор целился царю куда-то в темя.

— Мои поздравления, — похвалил я Димитрия. — Теперь разоблачайте вашу черную магию.

— Ловкость рук, — ухмыльнулся компьютерщик. — Влез в систему китайского военного спутника «Гаофэнь-18». Разрешение высокое, орбита низкая — то, что доктор прописал.

— А там не заметят вашей… э-э… ловкости? Международного скандала не выйдет?

— Вряд ли. — Димитрий беспечно отмахнулся. — Мы же не сдвинули орбиту спутника и тем более не вышли из плоскости эклиптики. А неучтенных факторов каждую минуту столько, что в пекинском ЦУПе не обращают внимания на мелочевку. Спишут на разовый сбой системы или пакости Пентагона, перегрузятся — и все дела… Можно отключаться?

Я кивнул — и царь-нарушитель пропал с экрана. Теперь надо было что-нибудь сказать в заключение, не надувая щек и не давя авторитетом. Ладно, не буду мудрить.

— Всем спасибо! — Я встал, церемонно поклонился каждому из команды и сел на место. — А свои умения я сейчас показывать не буду, согласны? В крупных бедах, надеюсь, вы не повинны, а на пустяки не будем расходовать ресурс — побережем для клиентов. Зато я отвечу на три вопроса — можно неудобных и хамских. Но только по одному на каждого. А затем иду спать. У нас в психушке через десять минут отбой… Ну? Давайте. Нафталин?

— Знаю, что в психбольницу людей направляют принудительно, — задумчиво произнес брюнет. — А вы, как нам сказали, пробыли там полгода по доброй воле. Простите, что спрашиваю прямо… Нам ведь не надо беспокоиться? У вас всё в порядке с головой?

Ну, конечно, олух ты эдакий, у меня не всё в порядке с головой, мысленно сказал я силачу. У меня там внутри весы. Как, впрочем, и у вашего покойного шефа Льва Ильича.

— Каждый из нас чуть-чуть не в своем уме, — ответил я вслух. — Так говорил великий диагност Чеширский кот… А если серьезно, то мои способности — штука утомительная, особенно на холостом ходу. И глушить их по-настоящему можно только с помощью хороших транквилизаторов. Что я, собственно, и делал, пока был там на отдыхе. Эти лекарства дороги, пациентам их дают бесплатно. Видите, никаких тайн… Димитрий?

— Лев Ильич много рассказывал нам об отце, — сказал компьютерщик. — Но никогда не упоминал, как тот справлялся со своим… необычным даром. Он ведь у него тоже был?

— Нет. — Я помотал головой. — Мы вычислили, что это передается по мужской линии, но через поколение. Дед наш, Григорий Евстафьевич, был человеком довольно скрытным. С братом он почти не общался, а мне, малышу, иногда рассказывал всякие байки… и это всё, что я о нем помню. Отцу, считай, пофартило. Прожил жизнь обычного человека.

Никому не дано предугадать, когда и в какой последовательности «включатся» подобные свойства, мысленно добавил я. Это просто случается, вдруг и навсегда. У моих соседей по седьмому уровню, Влада Туватина и Славки Шерензона, дар проснулся аж через три поколения. Если бы мне и Левке повезло так же, весы продремали бы в наших генах до появления у нас гипотетических детей или внуков. И жил бы я себе спокойно, как все…

— Вы нарочно отпустили бороду, чтобы быть похожим на брата? — спросила Ася.

Ох, девочка, мысленно вздохнул я. Черт бы побрал твое любопытство! Сейчас мне придется соврать. Не рассказывать же им всем, что я прячу под бородой? Еще не хватало, чтобы моя команда в первый же день знакомства меня пожалела!

— Борода — всего лишь необходимость, — объявил я. — Это фамильное. У нас с братом, знаете ли, очень чувствительная кожа на лице. Бриться для нас всегда было мукой. И как только мы дорастали до бород — сперва Лев Ильич, потом я, — мы их сразу же заводили…

Ответ был честным только в отношении Левки. Моя кожа не боялась бритья. Настоящая причина была иной. В разное время я то удлинял бороду, то ее укорачивал, но обойтись без нее совсем с некоторых пор уже не мог. Спасибо Лубянке — шрамы на шее у меня оттуда, с того же подземного уровня номер семь. Однажды я сделал кое-что не так, и это очень не понравилось экспериментаторам. В наказание и в назидание мою голову месяц фиксировали шипованным ошейником для непослушных бультерьеров: сволочнейшая штуковина, когда шипы остриями внутрь. И всё же я тогда поступил правильно — по-другому было нельзя…

— Ну всё. — Я решительно поднялся с табуретки. — На три вопроса я дал три ответа. Знакомство продолжим завтра. И без крайней необходимости прошу меня не будить…

Номер, куда меня поселили, был стандартным: кровать, кресло, столик, телевизор на стене. Приземистая тумбочка возле кровати. Утюг и гладильная доска в отдельной секции стенного шкафа. Окно, забранное плотными серыми шторами. Большое зеркало в прихожей — оно сразу же отразило мою бороду. В санузле, облицованном голубоватым кафелем, висело второе зеркало, поменьше, — и в нем мелькнула та же борода.

Любопытно, думал я, умываясь, новое начальство тоже считает, будто я копирую Левку? Почему все уверены, что младшие братья неосознанно подражают своим тиранам? А по-моему, любой младший брат сделает что угодно — лишь бы не походить на старшего! Или у нас просто такая семейка, а в других местах растут совет да любовь?

Мысль была интересной, но я решил, что додумаю ее завтра. Сейчас же я хотел только одного — спать. Но стоило мне прилечь и закрыть глаза, как в дверь номера сразу же забарабанили. Граждане дорогие, это против правил — беспокоить меня после отбоя! Я приоткрыл дверь и высунул голову наружу, уже готовясь сердито ворчать… и тут только заметил, что повсюду светло. Оказывается, я мирно продрых всю ночь. Наступило утро моего второго рабочего дня, а за дверью меня ждал подтянутый Сергей Петрович.