– Ну, вообще-то, он… – неохотно признался Закирбеков. – А что прикажете делать? В провинцию молодежь не едет. А работать кому-то надо…

– Да, конечно… – Как бы согласившись с ним, Федор кивнул, выходя из кабинета.

Но на душе у него было совсем другое. Теперь Романцов окончательно понял: убийц Виктора и Веры никто и никогда не найдет. А если и найдут, они все равно отмажутся. Поэтому, решил он, и розыск, и суд, и воздаяние за совершенное зло вершить следует самому, и только самому.

…Когда он установил крышку воздухоочистителя, сзади послышалось знакомое:

– Здорово, дядь Федь! Лайбу чиним?

– Здорово, Вадь, здорово… – не оглядываясь, откликнулся Романцов. – Да вот сейчас закончу, хочу съездить в Запрудинку, повидаться с людьми, с мужем той женщины. Узнать, что там и как было… Ты представляешь, кто там командует угрозыском? Денисяхин! Не помнишь такого?

– А то! – саркастично хохотнул Вадим. – Кто его тут не помнит, сволочь и шкуру! Так он, оказывается, снова в ментовке окопался?

– Не то что окопался, а еще и в чинах вырос. Теперь он майор… О, как оно получается! И тут от суда отмазали, и там к чину пристроили. Недаром говорят, что дерьмо не тонет… Зато внука бабы Веры на работу не взяли. Он же после военного. Приехал сюда, устроился. Месяц проходил испытательный срок. А потом ему говорят: не, ты нам не подходишь. Там другие нужны – держиморды, чтобы, как верные псы, исполняли приказы своего начальника… – Романцов с горечью вздохнул.

– Дядь Федь, – Вадим заговорил вполголоса, доставая из кармана блокнот, – достал я в Меднореченске у пиратов базу данных учета автотранспорта. И вот что удалось выяснить. Черных «бэх» с тремя шестерками в номере в нашей области двенадцать штук. Из них я выбрал три. Одна принадлежит хозяину модельного агентства «Формула успеха», зовут его Гольдбаум Петр Семенович, тридцати пяти лет, вторая – старшему менеджеру торгового дома «Весна» Нестерчуку Вольдемару Антоновичу, сорока двух лет, третья – некоему Фоломьеву Роману Альбертовичу, двадцати трех лет, студенту четвертого курса института управления и администрирования.

– Та-а-а-к!.. – Федор отрывисто стукнул кулаком в ладонь. – Остановимся на этом! Вера сказала, что меж собой эти уроды кого-то назвали Ромахой. Возможно, это и есть тот, кто мне нужен.

– Чудненько! Таких случайных совпадений не бывает. Давайте-ка я еще раз съезжу в Меднореченск, потолкаюсь по вузам среди своих знакомых, попробую выяснить, что к чему, – пряча блокнот, предложил Вадим. – А то, если не набрать достаточно доказательств, от суда эти твари открутятся, как пить дать.

– Вадь, я в милицию больше не пойду – нечего там делать. – Романцов смотрел куда-то в небо, его взгляд при этом был недвижимо-жестким. – Как только я точно буду знать, кто погубил Веру и Виктора, расплачиваться с ними буду сам. Попросил бы помочь тебя, но за это может светить немалый срок. Не хочу, чтобы тебе сломали жизнь.

– Бросьте! За меня беспокоиться нечего… – усмехнувшись, Вадим махнул рукой. – А за правое дело и отсидеть не грех. Завтра к вечеру буду. Думаю, что-нибудь обязательно смогу выяснить.

Чему-то чуть заметно улыбаясь, он решительно зашагал в сторону своего дома.

Прибыв в Запрудинку, Федор без особого труда нашел дом семьи Сильченко. На стук в калитку к нему никто не вышел, хотя с улицы было видно, что входная дверь открыта нараспашку. На цепи, хрипло тявкая, бегал дворовый пес. Как человек, сведущий по части всякой животины, Федор сразу же понял, что бедолага сидит на жаре без глотка воды. Проникшись сочувствием к барбосу, Романцов толкнул калитку, которая тоже оказалась не заперта, и вошел во двор. Заметив под водосточной трубой у угла дома бочку с водой, он зачерпнул из нее валявшейся неподалеку алюминиевой миской и поставил перед радостно запрыгавшим псом. Благодарно виляя хвостом и блаженно урча, измученное жаждой животное принялось жадно лакать дождевую влагу.

Поднявшись на крыльцо, Федор сразу же почуял тяжелый запах водочного перегара, мутной волной вырывавшийся из прихожей. Уже без стука он вошел в дом и, заглянув в одну из комнат, увидел там молодого мужчину в мятых штанах, спящего на кровати со скомканным матрацем. Тут же валялось множество пустых бутылок. Как сразу же понял Романцов, жили в этом доме не синюшные алкаши – в комнате обстановка была приличная, и сохранялся относительный порядок. А вот на кухне царил полнейший хаос – горы немытой посуды, объедки, дочерна затоптанный пол…

Вдобавок ко всему, какой-то небритый, грязный тип усердно шарил в раскрытом настежь холодильнике. Припомнив, что на семейном портрете, висящем в комнате, рядом с хорошенькой жизнерадостно улыбающейся женщиной было вовсе не это испитое, землисто-серое лицо, а тот выпивоха, который сейчас беспробудно дрых в спальне, Федор постучал мужика по плечу.

– Чего тебе? – недовольно обернулся тот. – Ты кто такой? Я вот – лепший Женькин дружбан. А т-ты кто?

– Тебе – одна минута, чтобы отсюда смыться раз и навсегда. Ты меня понял? – строго поинтересовался Романцов.

– По… понял! – Вмиг сориентировавшись в обстановке, небритый шустро выкатился из дома.

Вернувшись в спальню, Федор бесцеремонно растолкал Евгения. Тот долго не хотел просыпаться, а когда пришел в себя, удивленно вытаращился на незваного гостя.

– Ты кто? Ты откуда? – сев на кровати и кулаками протирая глаза, даже не сказал, а прокашлял он.

– От верблюда! – Сев напротив него на стул, Романцов измерил хозяина дома презрительным взглядом. – Зовут меня Федор. Ну, для тебя еще и Алексеевич. Приехал, думал познакомиться с нормальным мужиком, поддержать его, помочь… А он… бездельник. Превратил дом в настоящий свинарник. Да что с тобой говорить?!

– Да кто ты такой, чтобы судить меня в моем собственном доме? Да ты знаешь, что я пережил? – с некоторой даже слезой в голосе выпалил Сильченко, ударяя себя в грудь кулаком.

– Знаю… – Федор коротко кивнул. – Я сам только на днях помянул свою дочку, безвременно умершую по вине тех, кто, скорее всего, убил и твоего ребенка. Девять дней было… Я из Наковальского, моя фамилия Романцов.

– А-а-а… – закивал Евгений понимающе. – Слышал, слышал… Слушай, Федор Алексеевич, а давай сейчас помянем и дочку твою, и Артемочку моего?

– Эх, Женя, Женя!.. – вставая со стула, Романцов укоризненно вздохнул. – А может, хватит поминать? Твоя жена сейчас где? В больнице? Ты у нее когда последний раз был? А ты подумал, что за ней сейчас, возможно, и ухаживать-то некому? Ты не подумал о том, как ей сейчас плохо? Ребенка убили, муж о ней и думать забыл… Она у тебя что, плохая жена?

– Лида-то? Да она у меня – золото! – тоже вскакивая с кровати, горделиво объявил Сильченко и тут же, о чем-то подумав, схватился за голову. – Ох, ё-о-о-о-о… Федор Алексеевич, а сегодня какое число? Какое?! Мат-терь божья! Вот это я запился… Что ж теперь делать-то?

– Что делать? Привести себя в порядок, навестить жену и думать, как жить дальше. Давай, вон, умывайся, щетину свою сними, а я пока соберу чего-нибудь на кухне да хоть твоего сторожа покормлю. У бедной псины и воды-то не было. А уж поесть – и подавно.