Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно стратегическому замыслу Ставки, воплощение которого непосредственно контролировало командование Центрального штаба партизанского движения, отряды должны постепенно идти на соединение. Чтобы, как только фронт подойдет совсем близко к стратегически важному пункту, которым является Харьков и прилегающие районы, одновременно выступить в рейд по тылам, оттягивая на себя часть сил противника и деморализуя его, тем самым ускоряя продвижение советских войск на Киевском направлении – город должен быть взят еще до конца осени. Для этого сначала нужно было собрать разрозненные отряды, образовавшиеся после удачного весеннего контрнаступления немцев.
Вот с какой целью небольшую группу под командованием Барабаша забросили в немецкий тыл уже через неделю после повторного захвата Харьковщины.
Начало вышло не слишком удачным. Группа Барабаша чуть не оказалась на грани провала, и после, анализируя случившееся, командир понял: вторично так вывернуться из безнадежной ситуации не получится. Свой единственный счастливый случай Барабаш уже использовал, сам тогда того не осознав: такие шансы обычно как раз и выпадают случайно. А все потому, что выполнение задачи началось для группы слишком уж хорошо.
Первый отряд, встреченный ими в лесах – девять красноармейцев, захваченных в плен во время отступления и сбежавших из лагеря. Организовал побег и возглавил группу старший лейтенант, командир подбитого танка, единственный уцелевший из всего экипажа. Остальные – рядовые, ефрейтор, один старший сержант. Форма без погон, оружие захвачено в бою: офицер, решивший, что длительное стратегическое планирование пойдет только во вред, уже на третий день плена, с утра дав знать желающим, что пойдет на прорыв, а там пан или пропал, уже к полудню подал сигнал и первым кинулся на охрану. Могло не сработать, но сработало – у красноармейцев еще жили инстинкты, и если кто-то поднимает командой в атаку, большинство идет автоматически, не думая о последствиях.
Впрочем, как рассудил тогда Барабаш, слушая сбивчивый рассказ отчаянного старлея, как раз о последствиях пленные подумали в первую очередь. Даже наверняка так: война шла неполных два года, приказ за номером двести семьдесят Ставка Верховного главнокомандования не отменяла и, судя по всему, отменять его не собиралась. Согласно этому приказу, военнопленные советские солдаты и офицеры приравнивались к дезертирам. Потому, даже если повезет сбежать из лагеря, у своих наверняка их ждал арест, тщательное расследование НКВД и – за редким исключением – обвинение в измене Родине. По законам военного времени за такое полагался расстрел. Хотя, если повезет, могли отправить в штрафной батальон, рядовым – не важно, кем был до плена, красноармейцем или командиром. Плен нужно было искупать кровью.
Но в ситуации, в которой оказались эти беглецы, они получали очень маленький, но шанс избежать позорной и трагической участи. Немцы прорвались стремительно, на фронте творилось бог знает что, потому, попав в плен и вырвавшись всего через трое суток, можно было списать все произошедшее как раз на сложную фронтовую обстановку: разрозненная воинская часть собралась во вражеском тылу, показала пример самоорганизации, достойно и храбро била врага.
В этом направлении и повел разговор старший лейтенант. Побег вышел спонтанным, только боевой клич, никакой организации. Каждый сам за себя, каждый надеялся уцелеть в общем бедламе, каждый надеялся, что роковая пуля настигнет соседа, с которым еще час назад делил сырую брюкву, разрезая, вернее – расковыривая и распиливая ее куском дощечки. Конвоиры быстро опомнились, взяли стихийно вспыхнувшее восстание под контроль, автоматные и пулеметные очереди секли беглецов нещадно. И все-таки девятерым удалось уйти в лес.
– Я вам правду говорю, товарищ командир! – горячо убеждал тогда старший лейтенант. – Но только вам! Вы же знаете, как и что запоют в особом отделе в случае чего? Если я там когда-нибудь эту правду скажу, а ведь говорить придется, вы же знаете, товарищ командир! С ваш же спросят, ведь верно?
Тогда Дмитрий Барабаш подтвердил: спрос непременно будет – он даже сейчас обязан передавать данные о каждом офицере Красной армии, присоединившимся к его отряду во время выполнения стратегического боевого задания.
– Так что вам стоит? Скажите, что встретили нас в лесу, что мы отбились от своих! Вы увидите, как мы воюем! Мы докажем, мы искупим, дайте нам задание! Мы даже оружие не возьмем! Вот увидите, мы проявим себя, мы добудем его в бою на ваших глазах!
Барабашу, успевшему многое и многих повидать и понимавшему правоту старшего лейтенанта, очень хотелось помочь ему, рискнувшему пойти на пролом, поведшему за собой остальных и, возможно, только благодаря этому выжившему. Он включил беглецов в состав отряда, который уже назывался Кулешовским – по названию деревни Кулешовка, это район высадки группы Барабаша, – старшего лейтенанта назначил взводным, и одновременно – командиром ударного истребительного отряда. Вот только уже через сутки Барабаш потерял треть своих людей под шквальным минометным огнем – «старший лейтенант» вывел их прямо на засаду, это был ложный побег, форму красноармейцев одели предатели, и Барабаш понятия не имел, скольких они уже успели сдать немцам. Он вовремя, буквально в последний момент, каким-то шестым чувством разгадал замысел «старлея» – тот слишком спешил выполнить задание, подожди он еще немного, когда отряд прилично разрастется, бдительность Барабаша, возможно, удалось бы усыпить окончательно…
Они прорвались с потерями, но сохранив рацию и связь с Центральным штабом. Барабаш сообщил о ложном отряде и возможности подобных провокаций на других участках.
Дальше все пошло лучше, отряд формировался и разрастался. Только командир, казалось, на всю оставшуюся жизнь сделался подозрительным, сам понимая, что такое отношение к каждому новому человеку и каждому событию, шедшему не по стратегическому плану, в подавляющем большинстве случаев мешает делу…
Выйдя из землянки радистов, Дмитрий Барабаш осмотрел поляну – место, где вверенный ему Кулешовский отряд располагался вот уже второй месяц. Превратившись к этому времени в уже вполне мобильное и боеспособное воинское подразделение, он сейчас жил своей обычной, можно сказать – будничной жизнью. Возможно, подобный уклад еще некоторое время сохранится. Но все могло измениться, вплоть до того, что отряду пришлось бы сниматься и перемещаться на заранее оборудованную резервную позицию. Все зависело от сведений, которые ожидал Барабаш со связником из Харькова.
А тот не появлялся…
Папиросы в отряде не ходили, все смолили самосад, и командир, начавший курить осенью сорок первого, когда немцы отогнали