из двух компонентов. Либо рукоятку, что чаще всего, либо каменное лезвие. Из чего бы я не создавал инструмент, дерево для него не прочнее тонкого листа бумаги. Удар, другой, и…

— Господин, осторожно! — Когда я играючи вошёл во вкус, отдёрнула меня в сторонку Муррка, тем самым защитив мою голову от рухнувшей с дерева, разгневанной белки. Крутанувшись у моих ног, принудительно выселенный постоялец, что-то недовольно пропищал, а после скрылся за могучими стволами поваленных древесных стволов.

Нарубать брёвен стало самой простой задачей. А вот как это всё утянуть, сложить, или закинуть друг на друга я пока ещё не знал. Требовалась помощь, и не одного, и не двух, а сразу нескольких человек.

— МатвееМ, зачем вам столько веревок? — Глядя на то, как я снимаю кору, непонимающе, спросила Кролли.

— Для дома. Скажи, Кролли, у вас ведь выпадают снега, бывают морозы и метели?

— Да, бывают и часто.

— Вот, для этого мне и нужна вся эта кора и деревья. Я хочу построить большой и тёплый дом, который вместит в себе сразу несколько человек, Кролли, и кого бы ни было ещё.

— Но большой дом ведь не увезешь с собой. Рано или поздно, корма вокруг закончатся, перестанут расти травы, корешки и цветы, пик-пик, тоже не останется и придётся уходить. Обидно будет оставлять большой и красивый дом на который потрачено много средств и сил.

— Я хочу сделать такой дом, который не придётся оставлять…

Кролли Муррка рассмеялась. Прижимая меня к своей большой груди, та весело зафыркала, а после, вдоволь нахохотавшись со своей не озвученной шутке, тихонько назвала меня мечтателем. Пообещав помочь всем чем только сможет.

До вечера нам с Муркой удалось дотащить, дотолкать и докатить до шалаша первые пять брёвен. При этом мы оба были до смерти уставшие и едва передвигали свои дрожащие ноги. Усталость, которой я в жизни никогда не знал, тянула тело к земле. Руки и суставы между пальцами болели от перенапряжения и мозолей: ноги, спина, плечи и поясница, от невероятных нагрузок, коим я себя ещё никогда не подвергал кричало об усталости.

Только загнав себя и свою крольчиху до полусмерти, я понял значения и тяжесть фразы «всё сам». Уплетая сваренное и подогретое Муркой варево, кривился его горечи, пресности и безвкусию. Местных продуктов и то как их приготовили вызывало едва скрываемое отвращение. Жрать такое на постоянно основе, да ещё и после тяжелого труда — смерти подобно. Жуя какой-то разбухший корешок, мысленно пытаюсь найти способ как быстрее построить дом при этом не сыграв в ящик.

— Нет, блять, всё сам это не про меня… — Сплюнув не поддававшийся перемалыванию корень, отложил в сторону камень, которым в бруске выковыривал полость для деревянной тарелки. Взглянув на сидевшую напротив с полузакрытыми от усталости и сонливости глазами, Мурку, с досадой вздохнул. Девчушка выглядела ещё хуже чем я. Даже её отменная физическая подготовка, сильные и рельефные мышцы не помогли избежать перегрузки. Проклятье… Следующую партию заготовленной веревки я отдам в обмен на помощь Кролли в моём строительстве. Плевать что попросят, главное как можно быстрее сделать дом, сшить одежду и начать запасаться дополнительным продовольствием к грядущей зиме. Я верил словам племени Кролли, доверял их обещанию по моему обеспечению едой. Но, как говорится: «на других надейся, но зад свой всё равно не подставляй — выебут».

— Муррка…

— М-м-м…

— Пойдём спать…

— М… а-г-а…

Ни о каких интимных играх этой ночью и речи идти не могло. Едва лицо коснулось мягко уложенной, сухой листвы, как тут же всё исчезло. Стих журчащий ручеек, перестали шуметь деревья и ночные птицы. Тело, превратившись в желе, растеклось по настилу, а сам я каждой клеткой ощущая боль, в надежде что по утру всё пройдёт, провалился в сон.

* * *

Тьму в глазах разогнала внезапно включившаяся на потолке лампа.

— Матвейка, я сколько раз тебе говорила, не спать в гостиной под кондиционером! — Голос мамы отозвался в мозгу лёгкой дрожью. В тот же миг как услышал её, я понял, что сплю. Мир, в котором существовал добрый голос мамы, а не злобный мачехи, был куда менее реальным чем тот, в котором я жил последние дни.

— Ма-ма…

— Не «мамкай», ты сделал уроки? Портфель собрал? Ну конечно же нет… Почему форму после физкультуры в стиралку не закинул? Ты ведь уже девятиклассник, тебе скоро поступать, как можно быть таким безответственным⁉

Лёжа на диване, я из всех сил попытался встать. Спустя столько лет, ещё разочек, хоть во сне, я хотел взглянуть на её вечно молодое и серьезное лицо. Оцепеневшее тело не слушалось. Мне хотелось извиниться, хотелось как раньше, обнять или просто сказать привет. Но язык и губы не подчинялись, не слушались. Всё что я мог… Это лишь мычать.

— Завтра, мы с папой улетаем…

'Нет, нет нет, нет! Я помню, этот разговор, помню этот момент из жизни. Не делай этого, не говори, не смей!

— Сами в Египет, а мне в школу ходить, — НЕ ГОВОРИ! — НЕНАВИЖУ ВАС, ЧТОБ ВЫ ВСЕ…

Мать печально умолкает. Сквозь злобу не подчиняющегося мне тела, я слышу как недовольно та сопит. Как разочарованно шмыгает носом. Постоянно, везде и всюду родители таскали меня за собой, лишь в этот раз что-то пошло не так, а я, оскотинившись сказал такое…

Тогда своим решением они защитили меня. Будто договорившись с самими небесами, оставили непутёвого сына в живых.

— Не будь таким злобным грубияном, Матвей. Мы ведь с папой любим тебя. — Тихо произнесла она, подобрав с пола мои разбросанные вещи. Я знал что она так поступит, что приберет за мной, и вместо искреннего спасибо, я сделав вид что сплю озлобленно отвернулся и умолк.

Стараясь испортить весь их отпуск, я с первого дня их отлёта не отвечал на телефонные звонки и сообщения, приходившие от родителей. В последний день отпуска, когда они уже должны были прилететь и вот-вот постучаться в двери, мне позвонил одноклассник:

— Ты видел какой пиздец произошёл сегодня? — Кричал он в трубку от перевозбуждения.

— Ты о чём? — Сквозь сон, полуденный дрём, как всегда лениво спросил я.

— Самолёт разбился! — Радуясь что первым сообщил мне эту новость, прокричал он.

— Самолёт? — Не понимающе, щёлкнул пультом телевизора. На каждом из каналов ведущие с печальными лицами вещали одно и тоже. Одно и тоже… Взглянув на настенные часы. Тут же сбросил звонок друга, открыл записную книжку телефона и набрал непринятому контакту.

Ни мама, ни папа больше никогда мне не ответили. Именно их самолёт разбился, а я, попав на попечение, завистливых родственников, впервые узнал, что такое по настоящему «плохие» люди.

* * *

Открыв глаза, ощутил легкую дрожь и озноб.