Фальке, поколебавшись, кивнул.

— Буду откровенен. Мне бы очень хотелось сделать эту попытку. Однако вся эта таинственность… — Он внимательно и серьезно посмотрел на Мадлен. — Позвольте мне какое-то время подумать. Если я загляну к вам завтра под вечер, чтобы сообщить о своем решении, мой визит не вызовет неудобств?

— Конечно нет, — сказала Мадлен, вглядываясь в него. — Но мы бы уже сейчас могли обсудить детали. — «Тогда, — добавила она про себя, — я конкретно знала бы, чего тебе надо, и уже с вечерней почтой к Сен-Жермену ушел бы запрос».

— Нет. — Врач решительно мотнул головой. — Я должен подумать. Я понял, что ваши аргументы весомы, но требуется какое-то время, чтобы все окончательно себе уяснить. — Он склонился к руке собеседницы. — Я счастлив нашим знакомством, мадам.

— Как и я, доктор Фальке, — сказала Мадлен, думая, что в Париже ни о каком знакомстве без посредника не могло быть и речи. Впрочем, там и повода познакомиться с этим чересчур щепетильным медиком не возникло бы вообще.

— Значит, до завтра. — С этими словами немец кивнул и твердым шагом направился к столику англичан.

Какую-то секунду Мадлен смотрела ему вслед, потом вновь повернулась к ансамблю, но так и не сумела сосредоточиться на музыке Чимарозы. Мысленно она то и дело возвращалась к Эгидиусу Максимилиану Фальке, спрашивая себя, чем ее очаровали ямочки и морщинки, проявляющиеся при улыбке, и седая прядь в каштановых волосах. А может быть, дело в чем-то другом? Например, в ярко-синих глазах?

— Скучаете? — спросил Ален Бондиле, подходя к ней с наполовину пустым бокалом шампанского. — Наверное, вы привыкли к более изысканным раутам?

— Нет, отчего же, мне здесь хорошо, — сказала Мадлен, стараясь избежать нарочитости в голосе. — К слову сказать, высший свет меня не очень-то манит.

В последние тридцать лет, добавила она про себя. Пара встреч с престарелыми дамами, товарками своей юности, и сопряженные с этим расспросы отбили у нее охоту посещать великосветские званые вечера.

— А что же манит? Наука? — с издевкой спросил Бондиле. — Позвольте заметить, мадам, в это трудно поверить.

— Тем не менее это так, — надменно сказала Мадлен. — Вы видели мой послужной список, вам известно, что я здесь не из пустой прихоти, — чего ж вам еще?

Что б ты провалился, мелькнуло в ее мозгу. Но от Бондиле было не так легко отделаться.

— Завтра приезжайте к завтраку несколько раньше, чем остальные. Будете защищать свои предложения. — Его глаза жадно вспыхивали, ощупывая сапфиры и бриллианты ее ожерелья. — Я почти уверен, что ваши догадки ошибочны, но, если вы хоть частично докажете их состоятельность, мы, вероятно, сумеем кое-что для вас организовать.

Догадки эти полностью подтверждало последнее письмо Сен-Жермена, но, показав его оппоненту, Мадлен рисковала прослыть не только чудачкой, но и сумасшедшей.

— Договорились, — спокойно сказала она. — Я буду у вас получасом раньше. Но мне не нужен никакой завтрак — мне нужна дискуссия, профессор Бондиле.

— Хорошо-хорошо, — с подозрительной поспешностью согласился профессор. — И пусть Клод Мишель в этот раз сам найдет дорогу в мой дом.

— Как скажете, — кивнула Мадлен, тут же решив отправить записку к Жану Марку Пэю, чтобы не разговаривать с Бондиле с глазу на глаз. Она отошла на шаг, а затем спросила: — Кстати, профессор, вы не знаете, который теперь час?

Бондиле театральным жестом вынул из кармашка жилетки золотые часы.

— Десять пятьдесят три, — сказал он.

Ей удалось замаскировать облегчение огорченной гримаской.

— Боже! Мой возница уже меня ждет. — Время у нее еще было, но она знала привычку Кюртиза загодя подавать лошадей. — Я должна идти. Мне ведь завтра придется встать до рассвета.

Мадлен поклонилась и двинулась прочь — на розыски хозяина дома.

— Месье Омат, — сказала она ему. — Я должна поблагодарить вас за чудно устроенный вечер. Очень любезно, что вы меня пригласили.

— Уже уходите? — спросил Омат, опять завладевая ее рукой. — А я надеялся, что вы присоединитесь ко мне за вторым ужином, который подадут в полночь. Видите, у меня все здесь на европейский лад.

— Да, — сказала Мадлен, — организация просто отменная. Но мне завтра рано вставать, а кроме того, меня еще ждут кое-какие дела. — Она присела и высвободила свою руку. — Великолепный прием.

— В таком случае вы непременно должны еще раз у меня появиться, — сказал Омат, подзывая небрежным взмахом руки одного из слуг. — Проводи мадам де Монталье и проследи, чтобы все было в порядке.

Француз на его месте поступил бы точно так же, но почему-то Мадлен захотелось завыть.

— Вы очень любезны, — с трудом произнесла она и позволила слуге проводить себя к выходу. Выйдя на улицу, пленница ситуации облегченно вздохнула, заметив, что из-за угла выворачивает ее экипаж.

Кюртиз погнал лошадей от виллы Омата, и Мадлен вздохнула еще раз. Под сидением и полом кареты покоилась земля ее родины, от нее исходили волны энергии, бодрящие тело и вливавшие в душу тепло. И все же хорошо бы найти способ снабдить подобной защитой подошвы туфелек для таких вот приемов, прикрывая глаза, подумала вдруг она.

* * *

Письмо судьи Карифа Нумаира к профессору Алену Бондиле.

«Досточтимый профессор!

Я до сих пор не получил из Франции документов, подтверждающих ваши полномочия, а посему намерен лично проинспектировать ход экспедиционных работ, в связи с чем прошу вас предоставить мне полный список всех находок, сделанных вами за весь период вашего пребывания в Фивах. Я также прошу довести до сведения всех членов экспедиции, что они обязаны отвечать на любые мои вопросы, буде таковые возникнут. Если во время инспектирования кого-то из участников экспедиции не окажется на месте раскопок, я потребую от него отчет с подробным описанием того, чем он был занят.

Учтите, что в последние четыре дня я успел опросить нанятых вами землекопов с носильщиками корзин и запротоколировал эти беседы. Так что, если в предоставленных вами отчетах обнаружатся грубые разногласия с имеющимися у меня протоколами, мне придется установить постоянное наблюдение за вашей деятельностью, дабы, выяснить, каковы ее действительные результаты.

Я намерен осуществлять контроль за ходом раскопок с неусыпным вниманием, ибо мы не желаем, чтобы стены древних развалин, которые вы изучаете, претерпели еще больший ущерб. Известны также примеры, когда допущенные в Египет исследователи вели научные изыскания лишь для прикрытия, а на деле забирались в обнаруженные гробницы и присваивали все найденные там ценности, чего я безусловно не допущу.

Если вы усомнитесь в моих полномочиях, я обращусь с просьбой к хедиву,[5]чтобы он взял инспекцию под свою руку.