Кэптен Сенсибл:

У меня сначала была раздолбанная испанская акустика, очень убитая. Как только я начал зарабатывать немного денег, убирая туалеты, то пошел и купил себе первую приличную гитару. Это было откровение. У большинства первая гитара просто кусок дерьма. Настолько трудно на ней играть, что даже опытному гитаристу непросто вытащить из нее какую-нибудь мелодию, потому что струны находятся слишком высоко от ладов. На этой же было так легко играть, что я быстро прогрессировал до высоких стандартов, где сейчас и нахожусь! (Смеется.)

У нас был свой, постоянный, маленький круг людей, играющих музыку. Мы постоянно меняли название группы. У нас были такие названия, как Black Witch Climax Blues Band и Five Arrogant Superstars. Я, мой брат Фил, Джонни Мопед, Дейв Берк на барабанах, и чувак по имени Фред Берк — они не были братьями, но мы дали им одинаковые имена, потому что думали, что это будет прикольнее, хотя Фред так не считал! Джонни Мопед был одержим байкерской темой. Ему хотелось стать Джонни Харлеем, Джонни Винсентом, Джонни Нортоном — с каким-нибудь позерским байкерским погонялом — но мы ему не дали, и постоянно называли его Джонни Мопедом! Он сказал: «Ребята, мопед — это слабенький, 50 кубиков, байк, понимаете, о чем я? Это вообще не то, что мне нужно». Мы были немного жестокими, да?

Говоря это, я не имею в виду, что хотел стать Капитаном Чувственность. Я, блядь, ненавидел эту кличку. Моим избранным псевдонимом был Дуэйн Зенит! По ходу, Дуэйн Зенит немного пафосно, а? (Смеется.)

Рэт Скэбис:

Группа Кэптена была ничего так. Они немного жестоко обращались с Мопедом. У них был такой особый черный юмор. Кэптен и Дейв Берк кайфовали от Soft Machine и Орнетта Коулмана и, прихватив Джонни, играли несколько концертов, а потом вовсю глумились над ним.

Если ты был непопулярным в Фэйрфилд Холлс, тебя направляли на туалеты, работенка, которой постоянно удостаивался Кэптен. В чайной комнате было радио, которое мы слушали во время перерыва. Он присоединял его динамики к кассетному магнитофону и проигрывал записи с концерта, где Джонни Мопед пел «Johnny B. Goode». Парни, заходившие попить чайку, безуспешно пытались настроить радио и истошно орали: «Что это за отвратительный шум?!»

Кэптен Сенсибл:

Мы играли в гараже барабанщика, где вообще не было никакой звукоизоляции. Соседям это весьма не нравилось, и мы перебрались в сад! Помню, как-то мы играли, и там оказались двое мальчишек, лет, наверное, по девять, и мы им дали по шесть пенсов, чтобы они стояли и слушали, а полицейский высунул свою башку из-за забора и заорал: «Очень хорошо! Тут у нас Битлз появились, дайте им по башке!» Первый концерт мы дали в Бригсток Армс. Там проходил конкурс талантов, и мы должны были исполнить две песни. После первой нас выкинули со сцены! (Смеется.)

На нас повлияли Soft Machine. У Soft Machine были странноватые тексты — одна из песен, очень меня удивившая, называлась «A Concise British Alphabet», и текст был такой: «Эй, би, си, ди, и, эф, джи, эйч, ай, джей…» Я подумал: «Это круто!» Повсюду развелось очень много песенок о мальчиках/девочках, а эта вещь продемонстрировала, что можно выбросить книгу правил на помойку. Панк-группы ничего такого не изобрели — на них повлияло то, что уже было до них. Soft Machine все правила нарушили, а это становится первым делом, когда ты начинаешь играть в панк-группе, посылай к чертям правила. Так что мы заставили Мопеда отсчитывать обратно от 20 перед тем как начать играть. К тому моменту, когда он дошел до нуля, зрители уже поглядывали на часы, а он пошел на минус. Минус 1, минус 2!

Весьма порочная паб-рок-сцена была хорошей почвой для будущего взрыва панка. Реагируя на звездную пыль глэма с Top Of The Pops и стадионный прог-рок, паб-рок вернул рок-н-ролл к его корням в таких лондонских местах, как Hope and Anchor, The Kensington, Cock Tavern, Lord Nelson и Tally Ho в Кентиш Таун. В 1972 году изначально костяк паб-рока составляли такие группы, как Bees Make Honey, Kilburn and the High Roads, Roogalator, Help Yourself, Clancy, Chilli Willi and the Red Hot Chili Peppers, Ace и Winkies, и они различались по стилевым направлениям. Впрочем, ключевые группы появились пару лет спустя и играли голый рок-н-ролл: Dr. Feelgood и Eddie and the Hot Rods — вот имена, появляющиеся в равной степени во всех свидетельствах ранних панк-фанов. Джо Страммер и его 101ers, а также Stranglers оттачивали свои зубы на паб-рок-сцене, впрочем, как и другие ключевые фигуры в панк-роке.

Уилко Джонсон:

После путешествия по Индии, я вернулся в Кэнви. Однажды я наткнулся на Ли Брилло и снова начал играть. Я знал, что у него есть группа, мы говорили об этом на улице, и он сказал мне, что у них ушел гитарист, а я подумал: «Ммм…» Мы вообще ничего не говорили по этому поводу, но чуть позже, тем же вечером, Спарко, бас-гитарист, пришел, постучал в мою дверь, и спросил: «Не хочешь присоединиться к группе?» И я говорю: «Ну, да». Я не играл и даже не думал о гитаре около пяти лет.

Мы организовали группу где-то в начале 1972 года. Нам нравилась музыка r'n'b, которая не была столь уж модной в то время, но мне понравилась сама идея, потому что это было той музыкой, которую я раньше играл. Мы отыграли несколько репетиций, и я сказал: «Мы похожи на Джонни Кидда и Пиратов». Весь мой стиль был основан на игре гитариста Пиратов, Мика Грина. Он был моим героем и главным вдохновителем. Когда я увидел их по телевизору в программе Thank You Lucky Star, то подумал: «Явно лид-гитарист не смог прийти. У них только один гитарист, и он явно не может играть все это», — потому что все звучало так, словно играют два гитариста. Потом я узнал, что у Мика Грина была такая знаменитая техника игры. Я посвятил себя тому, чтобы также научиться играть. Я проигрывал раз за разом пластинки Johnny Kidd and the Pirates на 33 оборотах, чтобы понять, как он это делает. Я нащупал способ и нашел свой стиль игры.

У меня есть все би-сайды Джонни Кидда, и мы выучили их все. Одна из этих песен называлась «Dr. Feelgood», и Спарко как-то зашел ко мне и сказал, что было решено назвать группу Dr. Feelgood. Я сказал: «Раньше это название уже использовалось, но никто в Кэнви не узнает!»

Восемнадцать месяцев мы играли маленькие концерты в местных пабах. Мы разучили несколько поп-песенок, чтобы нам давали выступать, но я сказал: «На хер эту попсу, давайте играть ритм-энд-блюз» Всем эта мысль понравилась, и мы так и делали около года, пока нам кто-то не рассказал об этом паб-рок движении, которое происходило в Лондоне. Вот мы и поехали туда и подписались на концерты в нескольких клубах, начав с самого дна.

Хью Корнуэлл:

Я оказался в Лунде, заканчивал там аспирантуру. Лунд — это старый университетский городок, вроде шведского Оксбриджа, и там я и вписался в группу. Я познакомился с этими людьми по очереди. Первым был швед, работавший медбратом, Ханс Вармлинг, написавший сотни песен. Мы начали вместе тусоваться. Потом мы нашли двух отъявленных любителей пива, Гирта Годвина и Чикаго Майка, поэта и барабанщика. Ханс был самым креативным, и я тоже написал несколько песен, когда мы стали играть. Я начал курить траву с еще одним гитаристом, появившимся позже — это был Ян Кнутссон, который впоследствии стал играть на бас-гитаре в группе Johnny Sox.