Наконец, рекламные свадьбы и разводы – обычная практика в шоу-бизнесе. Косолапов ревностно следил за всевозможными возмущения ми в арт-тусовке, которой он когда-то изменил ради полит-.

Что касается Богатырева, то его свадьба представлялась воображению Косолапова как свадьба богатыря. А почему бы и нет? Раз Богатырев – богатырь, то пусть и свадьба будет богатырской – с залихватским весельем, кулачными боями, медовухой и угощением пивом прохожих. Богатырев покажет широту характера и щедрость души.

Торжество можно устроить вон там – у спуска к воде на Речном бульваре. Или на площади перед академическим театром драмы, в котором идут французские водевили. Хорошо бы в парке, но страшно, что затопчут газоны.

Косолапов свернул в Покровскую часть. Город, этой частью представленный, называли «старым». Он полюбил здесь прогуливаться. Транспорта не было. Кое-где сохранилась брусчатка. Двухэтажные купеческие дома, во дворах высокие поленницы дров. Белье висит на веревках. Баня, в которой, по преданию, мылся Шаляпин.

Внезапно он ощутил у себя за спиной – даже не движение – присутствие автомобиля: к нему подкрадываются; он обернулся. «Вольво», а за рулем улыбающийся Филимонов. С Косолаповым поравнявшись, машина остановилась.

Косолапов сел, спросил:

– Куда?

– Никуда. Ты мобильник отключил, а я тебя разыскиваю, а ты идешь, – говорил Филимонов, по-прежнему улыбаясь. – С чего начнем, с плохого или хорошего?

– Как обычно – с плохого.

– Дуремар в городе.

– Зараза какая. Он еще жив?

– Не только жив, но и вовсю практикует.

– И кого же он атаковать собирается?

– А кто его знает. Может, Каркара, может, Шутилина, может, нашего Богатырева…

– Он и Несоеву может.

– Запросто. Ему что женщина, что старик, что калека… Залепит тортом, и порядок. Ты думаешь, Гречиха нанял?

– Лично я не нанимал, – сказал Косолапов.

– Да нет, он сам по себе. Выжидает, кто в лидеры вырвется.

– Идиот. Какой идиот… Хорошо бы, если б Кар-кара…

– На Каркара уже покушались. Вряд ли он будет Каркара.

– А помнишь, в Казани? Там тоже на одного якобы покушались, а потом проник Дуремар на пресс-конференцию и заехал при всех тортом по физиономии…

– Да он может и председателю счетной комиссии…

– Ладно, – сказал Косолапов, – с изоляцией не будем спешить. Но в голове имеем. Давай, порадуй хорошим.

– Читай. – Филимонов достал бумаги лист.

– Что это?

– Креативка.

ПРЕДСКАЗАНИЕ ПО СИСТЕМЕ ДРЕВНИХ ШУМЕРОВ, -

прочитал Косолапов.

ПРОТОКОЛ СЕАНСА

– Гениально. Откорректируй вопросы в сторону реальности и пускаем в тираж.

– «Кар. Кар», – пребывал Филимонов под впечатлением текста Тетюрина.

– И чем же он сейчас озадачен?

– Как ты и просил. Историей любви. «Кар. Кар».

Год назад ему уже предлагали подобное. По наводке знакомых ему позвонил некий субъект и спросил, не желает ли Виктор Александрович отпиарить одну почтенную даму; заказчик ждал от Тетюрина сказки о Золушке. Предполагалось издать отдельной брошюрой, чтобы опускать в почтовые ящики.

Но дама на Золушку не тянула. Отец – академик, мать – соответственно жена академика, счастливое детство, привилегии и блага, учеба в Англии, влиятельный муж, недолгая научная деятельность, престижное членство… политсоветы, собрания, депутатство, комитет по хер знает чему; тень, в которую вдруг удалилась, и – бизнес (особо темный период); вот вынырнула опять – с новым, еще более влиятельным супругом. И это вы называете Золушкой?… В качестве исходного материала Тетюрину предоставили распечатку беседы мадам с анонимным интервьюером – заготовки для внутреннего пользования. Поразительно никчемный текст. Как ни пытался ее расколоть дознаватель хоть на что-нибудь дельное, кандидатка во власть несла благоглупости. Ее спрашивают о бескорыстных поступках, совершала ли в жизни такие? – да, отвечает, однажды дала погорельцам восемь (точность какая!) рублей, но потом пожалела, подозревает, что мелкие жулики; далее следует монолог на тему «доверяй, но и проверяй». Просят поделиться ярким впечатлением детства – рассказывает, как на курорте в Анапе плакала горько: ей хотелось шелковое платье с рюшечками, а родители купили без рюшечек, потому что с рюшечками было другого размера. И так далее, и всюду мотив разочарования. И в дем. движении, и в перспективах судебной реформы, и в способе разведения хомяков, чем первый муж баловался, пока хомяки не выродились и не подохли, – во всем, решительно во всем разочаровалась. Прямо-таки какой-то Онегин в юбке. Ничего не вытанцовывалось. Правда, безотносительно Золушки что-то брезжило в рассказе о долгом пути героини, буквально: по темному парку пути, ежедневно ею преодолеваемом в пору ее занятий наукою; дело в том, что тот путь от автобусной остановки до места службы народ называл, оказывается, «косыгинской тропой», потому что, по легенде, «тропа» в стародавние времена была чудесным образом заасфальтирована в течение одной ночи, предшествующей посещению тамошних мест пред. сов. мином Косыгиным. Как, однако, звучит выразительно: «Тропой Косыгина»! Вот где собака зарыта. Чем не слоган?… Но Тетюрин даже пофантазировать не успел – позвонил представитель заказчика: «И что наша Золушка?» Тетюрин объяснил, что Золушку невозможно. «Кого же возможно?» – спросила телефонная трубка сердито. Да кого угодно, хоть Красную Шапочку, хоть Алису в Стране чудес (а что? – хорошо: «Путем Косыгина – в страну чудес»…), но только не Золушку. Тетюрин не понимает; они платят за Золушку. Им нужна Золушка и никто другой. Мастурбировать с Золушкой Тетюрин не захотел – категорически отказался. «Странно, – послышалось в трубке, – а мне говорили, вы профессионал…»