Ещё надо переговорить с лётчиками и сочинить историю для упрямого аргентинского капитана».

Скопин не удивился, что назвал капитана крейсера «Генерал Бельграно» упрямым.

«Прав штурман, не поверит просто так этот…, как там его, — он снова нырнул в память ноутбука, — капитан Эктор Бонзо или Гектор Бонсо», хрен поймёшь!

Топая по коридорам и трапам на корму, Скопин тяжело рассуждал, возвращаясь к своему первому «неспроста»:

«Эй, ты там! Бородатый с нимбом, ты чего затеял-то?! Что за провокация по сопоставимости? Наше «железо»[39] восьмидесятых годов постройки, и перенос в 1982! И не куда-нибудь, а в южные широты, поближе к Фолклендам, где происходит реальная заваруха»!

Вдруг его ослепила мысль, что при правильном раскладе, их «Орлан» и в одиночку практически порвёт всю эту разношерстную английскую армаду[40]!

«Одних «гранитов» хватит, что б перетопить все их «гермесы», «инвинсиблы», вкупе с картонными «шефилдами», не говоря уж о гражданских переделках типа «Атлантик Конвейер»[41]. Конечно, сложно будет без целеуказания…, но решаемо! С помощью тех же дальних БЛА[42]. И останутся самой весомой проблемой лишь подлодки.

А если всё неспроста и у нас не будет иного выбора, кроме как ввязаться в драку? Не стоит ли сделать упреждающий осторожный шаг? Как говорится, признак прозорливости ума — уметь прокладывать варианты и цепочки будущего.

И командир слёг, отложив до срока свою, как ни крути, рассудительность и властное решение. И я…, правильно ли поступаю я?

Я!

Я бегу по самой кромочке, где вода накатывается на песок. Ветер распугал всех рыбаков. Берег пустой. Никого. Прибоем накидало ракушечник и мёртвую рыбу. Только чайки, да вездесущие городские ворóны кружат, падкие на эту дохлятину. И даже одинокий голубь примазался к трапезе.

И думаю: вот и меня так — выбросит прибой времени на берег бытия, где буду лежать никому ненужный. И людей никого. И вскоре наглые чайки и вóроны будут драться за мои глаза — кто выклюет. И даже этот голубь — птица мира, блин….

Почему-то было страшно не умереть, а именно вот так — валяться, когда-то живым, полным здоровья, а теперь безвольным мёртвым телом.

Но что это я? Никто в авантюры и не лезет. Проинформируем «аргентинца» и бежать, бежать домой! Гордо вспенивая океан!

Остаются ещё варианты попытаться наладить связь с военно-морским командованием СССР, не покидая района Фолклендов.

Где-то близ островов рыбалит стая польских и советских траулеров (около 25-ти судов), среди которых, замаскировав надстройками мощные радары, один наш разведывательный вояка. Что разумно — было бы глупо упустить возможность не собрать данные и не поучиться на чужой драке. Но поди найди их. А вот ситуация с «Бельграно» даёт более чёткую хронологию и привязку по координатам.

Если «Конкерор» всё же топит «аргентинца», тогда, по-моему, 5 мая в зону поиска должны подойти траулер-рыбзавод «Белокаменск» и такой же «Жуковский» [43]. У них есть выход на рыбное министерство СССР (шифрограммы те им слали регулярно), а это ещё одна возможность связи с Москвой.

Минус — в этом районе будет не протолкнуться от самолётов и спасательных кораблей. В том числе и британских самолётов разведчиков. Англы естественно будут в бешенстве, если обнаружат у себя под носом в зоне конфликта нашего громилу «Орлана».

Вот только сомнения — не спутаем ли мы карты политике партии, блин? Союз-то так и не ввязался в Фолклендский конфликт. Представляю: рыбаки связываются с Министерством рыбного хозяйства, те с МИДом, МИД с главкомом ВМФ, а тот в ахере — единственный «Орлан» («Киров») у причальной стенки в Североморске».

Старпом недобро усмехнулся, останавливаясь. Машинально ответив на приветствие вытянувшегося матроса, он удивился, что за размышлениями уже пришёл.

* * *

С ребятами из полётной группы Скопин дружил. Целостные и разносторонние. С такими и в разведку, и горы свернуть, и как с мужиками в гараже, по-простецки крепко выпить под неприхотливую закуску…, прямо в ангаре, устроившись на принайтовленных зиповских ящиках[44]. И поговорить знамо дело.

Естественно поговорили. Обсудили ситуацию в целом и возможные ходы.

— Загнул, загнул — «перетопить всех бриттов», — легкомысленно улыбался майор Харебов, командир экипажа машины под номером 37, - я ещё понимаю авианосцы, а эсминцы «граниты» просто насквозь прошьют! Вот если бы их фрегатики в рядок поставить, что б сразу одной ракетой пяток продырявить. Ха! Щю-ю-ютка! Хотя на млечёвку у нас летающих железяк с избытком….

— Проблема с целеукзанием….

— Во-во! А наш «Орлан» не балерина, чтоб гоняться за ними по всей акватории. И тут ты прав, самые опасные — подлодки. А про «Конкерор» я ещё где-то слышал, что конкретно на этой ПээЛ у нас гидроакустическую станцию спёрли[45]. Суки.

— Так что…, - майор знáково потянул простуженным носом, — если плюнуть сэрам в тарелку с овсянкой, я всеми руками и ногами — «за»!

— Было бы нехило, если бы предупреждённые латиносы бритта потопили, а мы сторона, — отвечал Скопин, а сам в голове:

«Ну, вот! Шёл на корму преисполненный пацифистских, пусть и проказно-пакостных настроений, а ребята накачаны весьма воинственно. И ветер шквалистый их уже не тревожит, и ракет на внешнюю подвеску запросили, помимо противолодочной АТ-1. И как тут отказать?! Это ж как на танцы-шманцы-зажиманцы пойти, а причиндалы дома оставить»!

Отношение лётчиков к жизни-смерти весьма философское — это тебе не по земле ходить или в море болтаться, у летунов всегда есть неприятный шанс грохнуться, что об землю, что об воду, и ещё неизвестно какой из вариантов предпочтительней.

Потому, через восемь часов, когда в условную точку вышли, Скопин снова на корму в ангар примчался — ещё раз пройтись по пунктам плана, раздать последние инструкции, переживая и пытаясь шутить: «вы там ребята аккуратней», «смотрите парня не уроните за борт» (Забиркин откровенно дрейфил). И конечно напутственное «ни пуха…», с неизменным ответным «к чёрту!».