Татьяну долго ждать не пришлось. Серафима как раз чесала полосатому котенку пузо, когда она пришла с работы, нагруженная пакетами.

– Ой, здрасте! Устала – прям сил нет, – плюхнулась она на стул и засюсюкала: – Симочка, Симочка, Симуля!

Серафима почувствовала себя неловко. Ей, несомненно, нравилась Татьяна, однако ж для такой фамильярности они еще были недостаточно знакомы.

– Зовите меня просто Серафима, – крякнула она и поправила платье.

Татьяна туманным взором уставилась на гостью, потом что-то поняла, фыркнула и смущенно прикрыла рот рукой:

– Простите, это я котенка. Папа их назвал Симой и Фимой. Он сказал, что это самые кошачьи имена. А и правда красиво – Сима и Фима. Песня просто!

– Красиво, я эту песню всю жизнь слушаю, – перекривилась Серафима и сухо доложила: – Я к вам по делу. Понимаете…

Дальше следовало поменять тон на просительный. Однако так просто не получалось, поэтому Сима бесцеремонно попросила:

– А пойдемте пить чай!

Татьяна кивнула и направилась в кухню. На кухне батюшка уже торопливо засовывал в себя бутерброд с кабачковой икрой и, давясь вкуснятиной, шепотом пожаловался:

– Вот, Танька, влюбилась в меня баба, прям проходу… А, Симочка! Проходи!

Серафима уселась за стол под удивленным взглядом старшей дочери.

– Семен, не смог бы ты нас оставить? – спросила она, жеманно почесывая у себя за ухом. – У меня тут несколько вопросов…

Шишов обреченно опустил руки по швам:

– А я тебе, Танька, чего говорил? Эх… – горько махнул он рукой и пошагал в комнату.

С уходом Шишова Серафима резко переменилась. Она бросила кривляться, а доверчиво попросила:

– Таня, как бы мне с вашей Алисой поговорить. Ну, с хозяйкой аптеки, у которой муж умер. Понимаете… понимаешь… у меня у соседки сын юридический университет заканчивает. И им домашнее задание дали – каждому поймать хотя бы одного настоящего преступника. А дело в том… – увлеченно врала она, сама себе начиная понемногу верить. – Понимаешь, а на всех студентов у нас преступлений не хватает.

– Да и слава богу! – проникновенно высказалась Татьяна.

– Ну, это конечно, только как парню-то быть? Вот как двойку ему поставят, и куда он потом, двоечник, устроится? Переживает. А тут я возьми да и проболтайся ему, что у знакомой мужа поленом убили… Вот он теперь с меня, можно сказать, с живой не слазит – сходите да сходите, узнайте все поподробнее…

Татьяна нахмурилась и покачала головой:

– Ой, нехорошо это, у человека еще вся душа разворочена, а вы…

– И я вот так же ему сразу и сказала! Вот прям слово в слово! – яростно продолжала Серафима. – А он мне – а как же, говорит, преступника искать? И что же, простить этому изуверу такое дикое злодейство?

Татьяна нахмурилась еще больше и снова покачала головой:

– Да как же можно такое простить?

– И я сразу же так подумала. А еще ведь вот какая беда, это мне тоже тот юрист недоделанный сказал. Он говорит, что пока настоящего преступника не нашли, то могут запросто ошибиться и поймать невиновного. Так теперь сама подумай – можем мы на самотек расследование пускать? Можешь ничего не говорить, Таня, я вижу, тебя уже повело всю. Конечно, никак не можем!

Татьяна смотрела Серафиме в рот и ждала указаний.

– Так и чего? – не дождалась она. – Мне позвонить и сказать, чтобы Алиса Гавриловна вам все рассказала? Я, конечно, позвоню, только она возьмет и меня не послушает, я же там шишка-то невеликая…

Серафима улыбнулась чуть свысока. Она уже продумала этот момент.

– А ты не говори, что мы с тем юным юристом преступника ищем. Неприятно это – по многу раз рассказывать о наболевшем. Мы не так сделаем. Ты вспомни: может, той Алисе помощь какая требуется? Ну, по дому там чего сделать или постирать. А может, ей ночью одной страшно спать, а?

Татьяна задумалась. Думала долго, а потом проговорила:

– Вот про ночь я не спрашивала, как-то недопетрила, а по дому… Я не знаю, она вроде ничего не говорила. Слушайте, Серафима! А чего нам ждать? Давайте скажем, что после покойника надо окна мыть во всей квартире, ну, мол, примета такая. И вроде как я к ней вас направила. Вот сто пудов, Алиса Гавриловна вам обрадуется, потому что кому же нравится окна мыть! Да еще во всех комнатах!

Серафима скисла.

– Ты знаешь, я вот тоже по части окон не большая любительница…

– А если надо? – презрительно сощурилась Татьяна. – А если преступник на воле ходит? Нет уж, я сегодня же позвоню, а вы завтра же с утра – тряпочку, ведерочко берите и к Костеренко!

– А что, еще и у какого-то Костеренко окна мыть? – вытаращилась Серафима.

– Костеренко Алиса Гавриловна – так звучит ее полное имя. Понятно? Ну все, договорились.

На этой оптимистической ноте Серафима и покинула гостеприимный дом Шишовых, забыв попрощаться с «разлюбезным» Сенечкой.

Работать Серафиме Кукуевой нравилось. Особенно ее радовало, что через каждые два дня нервного труда наступали вполне законные два дня выходных. Единственное, что ее не совсем устраивало, – хиленькая зарплата. Однако с этим она собиралась бороться. Но сейчас, когда позарез необходимо было свободное время, ее даже зарплата не сильно печалила.

Встав по будильнику в семь часов, Серафима быстренько уложила волосы феном, отчего те вздыбились так, будто их оскорбили, накрасила все, что можно было накрасить, и направилась к зеркалу.

– Сегодня я как-то вызывающе хороша, – с сожалением поцокала она языком.

Еще бы не сожалеть! Хороша она была от силы раза два в году – строго на Восьмое марта, когда все женщины выглядят великолепно, и еще отчего-то в родительский день, когда требуется смотреться серенько и скорбно. Сегодня тоже вид должен был быть убогим, так Алисе Гавриловне удобнее было бы перед мойщицей окон раскрыться. Однако ж щеки Кукуевой пылали абрикосовым румянцем, накрашенные глаза сверкали, а губы лукаво извивались и выглядели похотливо.

Серафима еще раз посмотрела на себя, красивую, и пошла смывать великолепие.

Теперь перед зеркалом стояла потертая жизнью взлохмаченная тетка с ведром в руках и с половой тряпкой на плече.

– Кошмар, просто ужас. Как это негуманно: у женщины и без того горе, а тут еще я, как привет от мужа с нового места жительства, – уныло оценила Серафима свой образ и поплелась к Костеренко.

Возле подъезда безутешной вдовы Кукуева догадалась поднять голову на окна Алисы Гавриловны. Они уже были с Лилькой в ее квартире, поэтому вычислить окошки большого труда не составило. Так вот – они не горели.

– Вот черт! – ругнулась Серафима. – Она еще спит, наверное. Это сколько ж сейчас времени? О, всего-то без десяти восемь. Я бы еще спала…