— "И что самое печальное, — продолжает дядя Моря, — что самое невыносимое — он говорит, что вы все были свидетели, как он давал мне деньги, и что вы со мной заодно!"

Что вам сказать — во дворе стало шумно. Кто-то заглянул на Лейтенанта Шмидта, одиннадцать, но увидел, что здесь, кажется, идет отчетно-перевыборное заседание домкома, и завернул назад.

— "Так я вас спрашиваю, соседи, — маленький дядя Моря стоял рядом с шахтером, как под скалой, — я вас спрашиваю: вы идете к нашему гостю в свидетели или вы остаетесь на месте?"

— "Какие деньги? — заговорил тут дворик. — О каких деньгах речь? Вы что-то видели, Рая? А вы, Фира? А ты, Степа? Говорить плохо на Одессу! Нас вообще не было дома!"

И этот суд присяжных величиной с амфитеатр одеского дворика выносит такое решение:

— "Молодой человек! — сказали громко со второго этажа. — Вы сильно ошибаетесь, что нас можно взять голыми руками, даже если вы шахтер. Конечно, в Одессе кто-нибудь смотрит время от времени крупные суммы, но мы лично их не видели. Как и ваших денег. И дядя Моря честный человек, хотя иногда что-то имеет себе на уме. Так что ваш Донецк нам не указ и мы вам не свидетели!"

И дядя Моря сказал тогда гостю:

— "Идемте, товарищ шахтер, я вам верну ваш чемодан, чтобы вы не подумали, что Одессе нужны галстуки из Донецка".

Шахтер был так растерян, что послушно пошел за дядей Морей.

И вот за ними закрылась дверь, но не плотно, а так как я сидел рядом с этой дверью, я услышал:

— "Вот вам ваши деньги, чтоб вы мне были здоровы! Как можно про людей думать такое! Что они могут взять деньги, добытые под землей каторжным трудом! Вот вам ваши деньги, можете идти в ресторан и пить за чье-нибудь здоровье".

— "Как же так? А я уж думал… Ну, оказия! Я уж думал, что домой пешком пойду! Ну, дела… Мне говорили, чтобы я был осторожнее в Одессе… ну, Марк Иосифович! Рассказать — не поверят!

А чего ж ради, скажите мне для бога, такой переплет? Ничего не пойму…"

— "Переплет, вы сказали? Пусть будет. Вы спросили, ради чего? Я вам отвечу… Я просто хотел довести, хотел довести вам, какие у менясоседи! Чтобы и вы знали, какя тут живу! Вы всё поняли или вам нужна еще одна, как вы сказали, оказия?"

* Неприятность (идиш).

ПАРОХОД ОТХОДИТ ОТ ПРИЧАЛА

-Уходит целое поколение философов! — обрушился на меня дядя Миша, едва мы успели с ним поздороваться у него дома. — Целое поколение! Не кого-нибудь — философов!

— Как это? — с порога озадачился я и даже почувствовал себя чуточку виноватым. — Каких философов? Куда уходит?

Старик не ответил на вопрос: до моего прихода он, верно, выстроил здание мысли достаточно высоко и теперь предлагал мне подниматься к вершине без остановок.

— Помните, что вышло, когда Ленин погрузил всех российских умников в один пароход и вывез за границу? Что вышло со страной?

— Ну, — тоном ученика (д. М. не очень-то терпит возражения) произнес я, — страна надолго впала в состояние строительства коммунизма.

— Вот именно: впала в состояние! Теперь видно, что ваша жена врач. Впала в ненормальное состояние, и ее некому было лечить. Кто еще пытался давать медицинские советы, того верный ученик Ленина грузил в вагоны и отправлял куда подальше.

И сейчас тоже готовится к отплытию пароход…

Я почувствовал себя в роли человека, который пропустил важнейшее событие и оказался перед лицом неминуемой катастрофы.

— Дядя Миша! Что-то произошло?

— Беда уже не за горами. Увидите, все скоро полетит в тартарары. Потому что следующее поколение ничего собой не представляет. Оно деградирует прямо на глазах.

Дядимишиным речам не всегда можно доверять — как, впрочем, речам всякого, кто говорит не по бумажке. Но слушать их интересно: запальчивость тоже может быть права (проценты правоты определяются слушателем в каждом конкретном случае). А я, снова представляя моего постоянного собеседника "во всей красе", за что, как говорится, купил, за то и продаю.

— Скажите, — вдруг повернул тему мой собеседник, — сколько вы получали зарплаты Там и Тогда?

— 201 р, — снова послушно ответил я. — Если я зарабатывал больше этой суммы, резко увеличивался подоходный налог, так что горбатиться не имело смысла. Советский человек, — высказал я наболевшее еще тогда, — не должен был думать о деньгах, главная его забота была — всемирная революция. Я работал журналистом…

— Значит, вы были в первых рядах, — уточнил старик. — И как результаты?

— Американский эсесай… Дядя Миша, — в третий раз прервал я говоруна, — вы меня сначала оглоушили своими "философами", а сейчас выкручиваете что-то совсем непонятное. То одно, то совсем другое. У меня уже ум за разум!

— Следите за нитью моего рассуждения, — важно посоветовал мне собеседник, — и может быть, вы поймете, что я имею в виду.

Вот вы, — продолжил он, — в шесть вечера переставали делать всемирную революцию за 201 р — чем вы занимались с шести?

— Ну… я был молод…

— Понятно. По вашему тону я уразумел, что Че Геварой вы не были. Значит, "водка-лодка-и молодка"?

— А после, между прочим, — не остался я в долгу, — идут "кино-вино-домино".

— А еще после, — мирно продолжил старик, — "кефир-клистир-сортир". Куда денешься? Но это все поговорки. Это для смеха. У нас же с вами серьезное дело.

Ответьте мне лучше вот на какой вопрос: чего нет, не было и не будет у американцев и чего у нас, у советских, всегда было вдоволь?

— У американцев?.. Не было?..Ну, дядя Миша… Так сразу и не…

— Господи! — прождав минуту моего смятения, воскликнул д. М. — Что вы вспоминаете наши пустые магазинные полки, объявления "Мяса нет", "Рыбы нет", "Мест нет", "Ничего нет", "Закрыто на обед", "Переучет", наши переполненные троллейбусы и автобусы, наши очереди и так далее — это же все видно по вашим глазам! Я вам помогу… — Старик смотрел на меня с сочувствием. — Я скажу вам, чего американцам всю жизнь будет недоставать, чтобы не то что догнать нас, чтобы хоть чуточку приблизиться к нашим прошлым высотам…

Дядя Миша выждал еще целую минуту. Я молчал.

— Им вечно будет не хватать… — подняв палец, сообщил он торжественно, — нашего свободного времени!!!

— Так вот вы о чем!

— Свободные минуты и часы у нас были во время работы — вспомните "курилки" во всех учреждениях, где мужики околачивались по полдня, травя анекдоты и изгаляясь над советской властью, которая и предоставила им свободное время для трепа; его давали на