Мины успешно поставил (на этот раз скрытно) бронекатер лейтенанта Кондакова.

С наступлением темноты мониторы и остальные корабли, не включая двигателей, спустились по течению до устья Викеты и благополучно вошли в нее, а затем и в озеро. К утру на месте разрушенной рыболовной запруды был натянут имитировавший ее трос с чурбаками, чтобы воздушная разведка не заметила никаких перемен. На Викете оборудовали водомерный пост для непрерывного наблюдения за уровнем воды. Здесь же развернули корпост трех мониторов. Другой корпост находился в расположении одной из батарей гаубичного полка близ Картала.

Катерные тральщики.

В озере Кагул три монитора избавились от каждодневного обстрела тяжелыми батареями. Здесь было легче рассредоточивать и маскировать корабли, и румынам не удавалось обнаружить их стоянки. Сами же мониторы, выдвигаясь на огневые позиции в северной части озера (ближайшей к району их прежних позиций в устье Прута), могли, как и раньше, поддерживать сухопутные части и препятствовать противнику в форсировании Дуная.

(30 июня)

75-километровая неглубокая полоса правого берега Дуная удерживалась крайне ограниченными силами. К 28 июня 2 и 3-й батальоны 23-го стрелкового полка были сняты с позиций и переброшены на левый берег. Теперь весь плацдарм удерживался двумя батальонами, имевшими после тяжелых боев за удержание Сатул-ноу и захват Килии-веке, как это сообщалось в докладах комдива Цирульникова, «неполный состав».

Продолжавшийся подъем воды облегчил оборону, но при этом придал боевым действиям довольно специфический характер. Плавни были относительно непроходимыми, и весь плацдарм превратился в цепочку островов и полуостровов разной формы и размеров, со всех сторон окруженных водой.

Румын это не останавливало. Они перенесли корректировочные посты и даже огневые точки на плотики и держали плацдарм под непрерывным беспокоящим обстрелом.

Десант мог воспользоваться огневой поддержкой только в случае начала серьезного наступления противника. На такой случай за Дунаем постоянно находились корректировщики гаубичного полка, береговых батарей и мониторов.

Организации боевого управления войсками на плацдарме, по существу, не было.

Поскольку два батальона разных полков действовали в интересах флотилии и разрозненные опорные пункты на правом берегу снабжались только по воде и поддерживались в основном огневыми средствами флотилии, Егоров вскоре пришел к заключению, что флотилия и должна отвечать за плацдарм, со всем на нем находящимся.

Оба батальона, которые уже стали называть в штабе корпуса «задунайскими», устным распоряжением Егорова были оперативно подчинены флотилии, которая в свою очередь (и уже совсем не устно) оперативно подчинялась ему же…

30 июня мыс Сатул-ноу, находящийся напротив Измаила, подвергся необычно сильному обстрелу, после чего из плавней начались фактически непрерывные атаки румынской пехоты.

По прямому телефонному проводу, благо ФКП флотилии находился как раз напротив, комбат капитан Турган постоянно докладывал об осложняющейся обстановке.

На командном пункте флотилии хранили олимпийское спокойствие, так как, по донесениям, попытки «выбить десант с плацдарма», «сбросить десант и форсировать Дунай» предпринимались противником ежедневно и всегда заканчивались тем, что «атака успешно отбита», «под сильным огнем румыны были вынуждены отступить», «румыны вынуждены отойти, у врага большие потери»…

Но когда противник, по сообщениям, стал вклиниваться в оборону, контр-адмирал Абрамов приказал своему начальнику штаба кавторангу Григорьеву:

«— Берите… катер и отправляйтесь туда. На месте виднее, что можно сделать. И не возвращайтесь, пока положение не упрочится».

Григорьев, правда, непосредственно на плацдарм не поехал, а сначала заскочил на КП 287-го СП и с ходу попросил у комполка подкреплений. Майор Султан-Галиев подкреплений не выделил, сообщив, что резервов у него нет, но отправил вместе с Григорьевым на плацдарм капитана из своего штаба, чтобы составить собственное представление о том, что происходит на плацдарме.

На месте выяснилось, что Турган несколько перестраховался — вклинения не было, десантники по-прежнему находились в своих траншеях полного профиля, в которых особых потерь от артобстрела не несли, но пехота противника находилась в пределах прямой видимости и в солидном количестве: не меньше трех батальонов. На фронте до трех километров она полукольцом охватывала позиции батальона и постепенно усиливала огневой нажим, потихоньку подбираясь ближе.

Бронекатер с башней от танка Т-28.

Шел ожесточенный огневой бой. Все огневые средства, имеющиеся в распоряжении батальона, были уже задействованы. Когда на одном из участков румынам удавалось приблизиться на 200–300 метров, отбрасывать их Тургану было уже нечем. При переброске сил с других участков обороны противник отползал, но траншеи сразу оголялись, и ситуация повторялась на другом участке.

Григорьев забеспокоился, что противник сможет рассечь боевые порядки батальона.

Связавшись с ФКП, он потребовал:

«Добавить сюда огня за счет чего угодно!»

Батальон уже поддерживали оба монитора — «Ударный» и «Мартынов», стоявшие в Кислицкой протоке, и 725-я береговая батарея (ее новая соседка, 726-я батарея, все еще не действовала). Поэтому на ФКП не очень поняли, за счет чего, собственно, начальнику штаба угодно добавить огня. О чем и сообщили Григорьеву.

Из Кислицкой протоки в принципе можно было вывести бронекатера. Но, опасаясь авианалетов днем, их с замаскированных стоянок не выводили. Получить санкцию Абрамова на вывод бронекатеров без реального вклинения вражеской пехоты было проблематично.

Поколебавшись, начштаба решил, что указание Абрамова выправить ситуацию на месте предоставляет право принимать те меры, которые он сочтет нужными, а от возможного налета румынской авиации можно и подстраховаться.

После чего, еще раз связавшись по телефону с ФКП, он вызвал через оперативного дежурного на штурмовку два звена истребителей, а по рации приказал отряду бронекатеров идти к Сатул-ноу.

Добираться и тем и другим было недолго, но истребители успели подняться в воздух и долететь раньше и приступили к штурмовке. Подходившие бронекатера под откосом берега у уреза воды встретил адъютант начштаба, старшина Троян, и просемафорил: «Бить по видимым целям».

Видимой целью была пехота противника. Пушки катеров действовали как штурмовые орудия на переднем крае, с дистанции примерно в полкилометра ударив по наседающей вражеской пехоте из своих скорострельных трехдюймовок и из счетверенных пулеметов.