время Оку и Волгу еще не отравили нефтью, как ныне, и потому рыба имела чистый вкус; раки были крупные, не такая мелочь, какую видишь теперь; в окрестностях Нижнего в изобилии водились утки, дупеля, бекасы, рябчики» и т. д.

Главной его страстью, как, впрочем, и его братьев, было коллекционирование — «дефектный ген» передался им по материнской, боткинской линии. Если бы над психологическим портретом Петра Щукина работали американские психоаналитики, безуспешно ищущие разгадку феномена собирательства, они наверняка нашли бы объяснение щукинской страсти приобретать в недостатке материнской ласки («восполнение недостатка тактильных ощущений»), оторванности от семьи и многолетней стесненности в средствах. П. И. Щукин был маниакальный собиратель. Но уж если он что-то начинал коллекционировать, то методично осваивал очередной предмет своих увлечений «от и до». Всеядность его не знала границ: он изучал старинные польские кушаки, китайскую бронзу, искусство Персии, Индии, Японии. Когда его заинтересовали восточные влияния на Древнюю Русь, он углубился в отечественную историю и переключился на собирательство российских древностей.

После смерти отца Петр Иванович осуществил наконец мечту о собственном музее — оставаясь просто партнером, ни один из сыновей собственного состояния не имел, хотя и был независим материально. Купил участок земли в Грузинах[32], между Тверскими и Садовым кольцом, взял архитектором строителя Сандуновских бань и Петровского пассажа[33] и начал сочинять проект дома-музея в «русском стиле». Петр Иванович провел настоящие научные изыскания: проштудировал старинные увражи, в поисках уникальной архитектурной детали исколесил вместе с архитектором древнерусские города в надежде «поймать» и зарисовать любопытный фрагмент: где — форму крыльца, где — решетку внутренней лестницы, где — росписи дверей или нарядный изразцовый узор. В 1895 году Петр Иванович открыл свой краснокирпичный терем для всех желающих. Необычное строение с шатровой крышей и нарядными башенками бросалось в глаза проезжавшим по Пресне: выросшие на скучной Грузинской улице живописные боярские хоромы с двуглавым орлом на зеленой черепичной крыше выглядели игрушечной декорацией.

Жизнь Петра Ивановича была размеренной и монотонной: «Ровно в 10 часов утра двери музея на Грузинской открывались, и ровно в полдень железные ставни также гремели и музей запирался. После этой процедуры Петр Иванович уходил к себе завтракать и ровно в час дня уезжал на Ильинку в „амбар“, в правление Торгового дома „Иван Щукин и сыновья“ (по раз и навсегда установившемуся порядку слуга приводил извозчика, наняв его за 20 копеек и отнюдь не дороже!). В лавке в Юшковом переулке, в доме Московского купеческого общества на Шуйском подворье, Петр Иванович сидел до пяти часов. Домой он возвращался точно на таком же дешевом извозчике. Вечером, если не садился за книги по истории и археологии, отправлялся в Английский клуб, состоять членом которого купцу считалось за великую честь, — вспоминал завсегдатай щукинской библиотеки архитектор Илья Евграфович Бондаренко. — Музей был закрыт, только когда П. И. уезжал за границу или отправлялся на Нижегородскую ярмарку, „поискать любопытного тряпья“… Посетителей в музее бывало мало, по большей части люди заинтересованные — художники, архитекторы. В отличие от большинства коллекционеров, только и жаждущих похвастаться своими сокровищами, Петр Иванович застенчиво предлагал смотреть все, что понравится…» Он ужасно не любил, когда его отвлекали, а уж тем более просили поводить по музею, что просто обожал делать его брат Сергей Иванович.

«Большой зал музея был переполнен почти исключительно предметами русского искусства. Тесно расставленные витрины располагались посредине зала и вдоль стен, сплошь завешанных парчой, шитьем, портретами; у четырех колонн старинное оружие, с потолка спускаются старинные же кадила. В витринах были миниатюры, эмали, резная кость, серебряные кубки, фарфор и хрусталь. Налево от входа — простой стол, заваленный рукописями и свитками. За столом пишет Кудрявцева (секретарь П. И.), а на большом сундуке, окованном железом, сидит Щукин и диктует, — вспоминал Бондаренко. — Как-то мне понадобилось зарисовать старинные серьги. Попросил Щукина показать. Он достал из шкафа большую жестянку из-под печенья.

— Вот выберите и в библиотеке зарисуйте.

В жестянке были навалены изделия из жемчуга, серьги, перстни, кольца, панагии с бриллиантами».

Груженные книгами, рукописями, архивами и всяческой утварью подводы подъезжали к дому на Грузинской чуть ли не каждый день. За границей Петр Иванович покупал редко, разве что книги, «боялся тамошних цен и ловких подделок, за границу ездил только отдыхать и развлекаться», — вспоминал антиквар М. М. Савостин. Отказать себе в удовольствии путешествовать Петр Иванович не мог, но в личных нуждах во всем себя ограничивал, экономя на музей. Музей тем временем все рос и рос, а Петр Иванович все покупал и покупал. Бессистемность губила уникальность щукинского собрания: настоящие раритеты тонули в массе посредственных вещей, превращая сказочный терем в огромное хранилище старинного оружия, ключей, самоваров, вееров, орденов, медалей, тканей, ковров, шпалер и гобеленов, посуды, драгоценностей, рукописей, карт, а иногда самого откровенного хлама.

В 1898 году Петру Ивановичу пришлось выстроить второе здание, также в «русском стиле», и соединить его с музеем подземным туннелем, а в 1905 году построить одноэтажный музейный склад. «Когда мне нужно было что-либо отыскать… Щукин обычно давал ключ от уличного корпуса: „Пройдите сами туннелем, там в новом доме есть во втором зале низкий шкаф, в нем отыщете…“ — вспоминал Бондаренко. — Пустой туннель, какие-то старинные расписные сани стоят у стены. Никого нет (Щукин не держал лишних обслуживающих), лестница в новое здание, сплошь убранная печными изразцами. Тишина… а Малая Грузинская улица была тогда тихой, ни звука. Со стен и с витрин смотрит искусство Востока, огромное полотно Тьеполо, картины французов, портреты — все это размещалось в четырех больших залах первого этажа; второй этаж был жилым, но обставленный тоже музейными вещами».

В 1891 году, когда музея еще не было и в помине, Петр Иванович написал в завещании, что желает подарить коллекции городу. В 1905 году он решил более не откладывать свое решение и весной обратился в Думу с просьбой принять в дар его владение «со всеми на нем постройками… собранием старинных русских и иностранных вещей, восточной коллекцией, картинной галереей, библиотекой, рукописным архивом, с мебелью и со всей обстановкой». В апреле коллекция, насчитывавшая более ста тысяч предметов, стала филиалом Российского Исторического музея и отныне именовалась Музеем Петра Ивановича Щукина[34]. Передав городу музей и капитал на его содержание, Петр Иванович сохранил за собой право пожизненного владения всеми постройками и коллекциями — точно так же, как П. М. Третьяков, пожертвовавший в 1892 году свою галерею Москве.

По ходатайству Министерства народного просвещения Петру Ивановичу Щукину был пожалован чин действительного статского советника, что для купца было событием из ряда вон выходящим. «Всякое утро лакей выносил на площадку крыльца Нового музея, выходящего на Грузинскую, напоказ вешалку с генеральским пальто на голубой подкладке и прилюдно чистил его, — вспоминал Бондаренко. — Иногда можно было встретить Щукина идущим по Верхним торговым