рядам. Смешно было видеть небольшого роста человечка, одетого в форменное генеральское пальто на голубой подкладке (Щукин шел из „амбара“, где совсем ни к чему была генеральская форма!) и присматривающего „девиц“, недостатка в которых в рядах не было».

В Москве тихо посмеивались над чудачествами П. И. Щукина, говорили, что он и в баню ездит в полной форме с орденами, а в музее встречает посетителей в барашковой шапке с галунным крестом. Так из отзывчивого, скромного человека молва превратила Щукина в честолюбивого купца-чудака, двадцать с лишним лет скупавшего разное старье ради чина и славы, мечтая, чтобы к нему почтительно обращались «ваше превосходительство». Очень уж с этим не вяжется завещание, в котором Петр Иванович просит похоронить его «самым скромным образом, по последнему разряду, на ближайшем кладбище, и никаких пиршеств после не устраивать».

Глава шестая. Новые трагедии

Телеграммы в черных рамках преследовали Сергея Щукина, настигая повсюду. Кончина Петра Ивановича стала последней в череде бесконечных смертей: за семь лет потерять жену, двух сыновей и трех братьев! Судьба словно мстила за успешность, богатство, талант. Семейные трагедии разыгрывались в унисон общероссийским потрясениям. «1905 год, начавшийся безумным расстрелом рабочих под окнами Зимнего дворца, оказался годом бурным и решающим. Напор на правительство все увеличивался. Напирали общими усилиями и социалисты и либералы. И даже беспартийные, все сходились на том, что необходимо добиться народного представительства, свободы личности, совести, слова. Вообще свободы… Либералы хотели ограничения монархии и социальных реформ, социалисты хотели провести социальную революцию и провозгласить республику», — вспоминала писательница Ариадна Тыркова-Вильямс, член партии кадетов и одноклассница Надежды Крупской, жены Ленина.

В 1905 году Сергей Иванович не купил ни одной картины — ему тоже было не до искусства. В октябре началась всеобщая забастовка, на несколько дней парализовавшая жизнь в стране. 17 октября гражданам империи была дарована конституция, а в декабре в Москве началось вооруженное восстание. Либералы называли это безумством и не сомневались, что восстание будет подавлено. В самый критический момент капиталист С. И. Щукин с блеском провел финансовую операцию: на пике падения спроса на текстиль скупил весь имевшийся в наличии на складах товар, а через несколько месяцев, когда ситуация стабилизировалась, поднял цены. Это принесло фирме «И. В. Щукин с сыновьями» как минимум миллион прибыли.

К концу ноября обстановка сделалась взрывоопасной. «…Я шел в переулке, выбегающем к Знаменке, против дома известного миллионера С. И. Щукина, вчера ходившего в „либералах“, наткнулся на интересное зрелище… Против дома его я видел кучу тулупов, встречаясь с которыми в эти дни я соскакивал с тротуара, хватался за спрятанный в кармане „бульдог“: на этот раз краснорожие парни с полупудовыми кулаками весело ржали, выслушивая интеллигента: он „агитировал“ среди них, подставляя мне спину; лица я не видел; но в спину забил знакомый „басок с заиканьем“:

— Ч-ч-что в-в-выдумали? А? Это все ин-ин-ин-инородцы.

Повертываюсь: щукинские, пропученные из-под черной с проседью бородки губы: „агитировал“ он около задних ворот Александровского училища: х-х-х-хорошо охранять п-п-п-переулок на случай, если бы».

Описанная Андреем Белым в «Между двух революций» сцена могла происходить в последних числах ноября, накануне отъезда владельцев особняка. Многие, в том числе Щукины, сочли разумным переждать за границей. Забрав Гришу, Катю и недавно поступившего в университет Ваню (из-за волнений занятия в учебных заведениях были прекращены), они тоже поспешили уехать.

В январе 1906 года они были уже в Судане. Богатые русские путешественники выглядели бы счастливыми и беззаботными, если бы не исчезновение Сергея-младшего. Семнадцатилетний Сережа Щукин пропал в ноябре, и вот уже несколько месяцев о нем не было никаких известий. «Может быть, и лучше, что Щукины уезжают. Это их успокоит. А мне думается, что Сережа еще появится. Как только в стране все пойдет нормальным порядком. Я в этом более чем уверена», — писала одна из теток пропавшего своей родственнице. Но Сережа не появлялся. В последних числах марта 1906 года в Москве-реке у села Хорошева нашли труп молодого человека. Экономку Щукиных вызвали на опознание. Сомнений не оставалось: утопленник был не кто иной, как Сергей Сергеевич Щукин, сын находившихся за границей хозяев. Газетчики написали, что сын миллионера С. И. Щукина «ушел из жизни под бременем мучительных событий, вызванных бурным ледоходом освободительных дней». Столь обтекаемая формулировка намекала на причину, заставившую молодого человека покончить с собой; ходили также разговоры о психическом нездоровье сына Сергея и Лидии Щукиных.

После похорон Щукины всей семьей вновь уехали. Несчастье сблизило супругов, каждый старался проявить заботу, поддержать другого. «Сережу, слава Богу, путешествие заняло и отвлекло от грустных мыслей. Боюсь, что теперь, приехав в Москву, живя один в большом пустом доме, он не стал бы снова грустить, — писала Петру Ивановичу оставшаяся в Италии Лидия Григорьевна. — Здесь, в Риме, я думаю прожить с месяц, а потом, вероятно, поеду с сыновьями в Берлин. Им надо учиться…» В конце весны Ваня поступил в Марбургский университет («Марбург прелестный город. Очень тихо и хорошо для занятий»). Осенью супруги были в Венеции — чудесный берег Лидо Сергей Иванович будет потом вспоминать постоянно; съездили во Флоренцию, а оттуда отправились в Грецию, в Москву они возвратились только в ноябре, из Парижа, где Сергей Иванович купил лучших своих Гогенов.

«Никогда так сильно я не вспоминал о невозвратном счастье. Никогда мне не была так ясна моя собственная вина во всей потере. Никогда так ясно не видел, что я закрывал глаза на свои недостатки, что я сам главная причина крушения всего своего счастья. Никогда так ярко я не вспоминал всей своей жизни, с самого юношества все проявилось в памяти. И то, что я хотел забыть, кровью начерталось в моей душе. Точно мне пришлось встать перед судьей, который выдал все мои сокровенные мысли. Я вынес себе осуждение. Да, я виноват», — напишет С. И. Щукин в своем дневнике год спустя. Накануне Рождества 1907 года Лидия Григорьевна почувствует себя плохо и через несколько дней ее не станет[35]. Обезумевший от горя Сергей Иванович бросится к Валентину Серову и будет умолять прийти и нарисовать Лидочку (ее портретов он раньше никому не заказывал). Живший в соседнем переулке художник не смог отказать, пришел в Знаменский и сделал большой карандашный рисунок сорокалетней красавицы с изможденным, страдальческим лицом, лежащей в гробу.

В октябре овдовевший Сергей Иванович уедет на Синай, к святым местам. «Здоровье мое было расстроено, сердце увеличено, нервы расшатаны. В течение короткого времени пришлось пережить много тяжелого, перенести незаменимые утраты. Начинать новую жизнь не чувствовал в себе достаточно силы. Религиозное настроение было слабо. Я прямо метался, стараясь тем или другим наполнить свою жизнь. Одно время кинулся в частную благотворительность, но там, вероятно вследствие моей неопытности, вышло полное разочарование. Затем горячо занялся моим