Королева ахнула, прижав ладони к щекам:

— Зачем же вы позволили столь кровосмесительный союз, Ричард? Вы взяли на душу такой грех!..

— Никакого греха, если сам Папа позволил им обвенчаться! — не сдержавшись, рявкнул Ричард.

И Беренгария, увидев неудовольствие супруга, поспешила заговорить о другом:

— О, супруг мой, думаю, вам незачем беспокоиться, вряд ли принц Джон решится посягать на английский трон в ваше отсутствие. Ведь по сути это означает войну против вас. А Его Святейшество Папа наложит интердикт на любого, кто посмеет посягать на земли короля-крестоносца, воюющего в Святой земле.

— Я бы тоже так думал, если бы в дело не вмешался Филипп Капетинг. — Львиное Сердце потер кулаком свою золотистую бородку. — Капетинга называют Ангелом… И, клянусь копьем Господним, он знает, как подать себя таковым. По крайней мере даже сам Папа проникся к нему симпатией и, вместо того чтобы осудить Филиппа за то, что вопреки всем обетам он оставил крестовый поход, признал его участие в войне с неверными выполненным. Теперь же Филипп с Джоном придумают еще какую-нибудь интригу, выставят меня перед Святым Престолом как зачинателя смут в рядах крестоносцев, а сами тем временем начнут делить мои владения. Но эти владения были даны мне Богом, я их государь! О, раны Господни! Неужели эти двое не понимают, что я сражаюсь здесь и за них! За всех христиан, коим дороги наши вера и честь! Коим необходима милость Неба, ибо на что же мы можем рассчитывать, когда сам Гроб Господень попирается ногами неверных?

Ричард по своему обыкновению разгорячился, но маленькая королева Беренгария успела поймать его руку, прижалась к ней щекой.

— Успокойтесь, Ричард! Я с вами. Я не оставлю вас и буду молиться за наше дело со всем пылом моей души…

— Если бы мне нужно было только это, — вырвал у нее руку король.

Он встал, прошелся по террасе. Откуда-то издалека послышался одинокий крик муэдзина, а потом зазвучал и колокольный звон — окончилась ранняя служба. У Ричарда еще есть время принять решение, прежде чем в полдень отзвонят час шестой. Но обычно ни в чем не сомневающийся, не колеблющийся король Львиное Сердце еще так и не принял никакого решения. Поэтому и чувствовал такое отчаяние…

— Беренгария! — Рослый Ричард вдруг кинулся к ней, припал головой к ее коленям. — Королева моя, жена! Мы — короли огромной державы, но мы и паладины… И если я останусь в Святой земле… Конрад убит, у похода нет главы. И вожди нашего воинства просят меня остаться и вести их на Иерусалим.

— О, это такая честь, Ричард! Вы рождены для этого! — воодушевленно воскликнула Беренгария.

Он выпрямился. Оставаясь на коленях подле восседавшей на скамье Беренгарии, он смотрел ей прямо в глаза.

— Беренгария, я король. Я правитель, а в моих землях назревает заговор. Моя мать, которая некогда сама несла крест в походе, умоляет меня вернуться. Ибо иначе я могу лишиться королевства. Это мой долг! Кроме того, никто не знает, удастся ли нам вернуть христианам Гроб Господень, а королевство я могу потерять уже сейчас!

Сжимавшая руки Ричарда Беренгария резко отпустила их, почти отбросила. Ее обычно кроткие глаза сердито полыхнули.

— Мне стыдно слышать от вас столь малодушные речи, Ричард! Как вы можете сомневаться, что отвоюете Иерусалим, когда вас об этом просят… умоляют тысячи людей, взявших крест ради борьбы с неверными. И это вы, самый прославленный паладин!

Она резко встала:

— Да будет вам известно, что до того, как королева Элеонора приехала сватать меня в Наварру, я вообще не помышляла о браке. Я хотела остаться в монастыре одной из невест Христовых, и это было моим самым страстным желанием. Но когда сказали, что мне предстоит стать супругой и соратницей короля-крестоносца, поднявшего весь мир на борьбу с султаном, осквернившим наши самые ценные святыни… Поверьте, я не раздумывала ни единого мига. И я готова была претерпеть все трудности похода, готова была служить вам, выполнять ваши прихоти… даже смириться с вашим попранием моих супружеских прав… Но вот теперь вы говорите о своих владениях и больше не помышляете о славе освободителя Гроба Господнего…

— Беренгария, я думал, вы меня выслушаете и поймете, — раздраженно произнес Ричард и поднялся. — Моим землям в Европе угрожают война и разорение, моя мать не стала бы беспокоить меня по пустякам, однако она умоляет меня поспешить домой…

— И я умоляю вас, Ричард! Умоляю остаться.

Голос маленькой королевы неожиданно набрал силу:

— Как вы могли подумать о том, чтобы отказаться от похода?! Вам угрожают в ваших европейских владениях? Но это только угроза. Никто еще не развязал там войны, а Папа пока не поддержал ваших соперников. Вы же переживаете о том, что еще не случилось! Но даже если подобное произойдет… Что вам до этого, когда вы король-крестоносец, давший обет Господу освободить Святой Град.

Ричард медленно поднял на нее глаза. Лицо его побледнело, скулы напряглись.

— Таков ваш совет? Не думать о своих владениях, оставить их на произвол судьбы…

— На волю Господню!

Она взмахнула руками столь резко, что длинные широкие рукава ее блио взлетели и опали, как крылья птицы.

— А какого совета вы ждали, Ричард? Вы сказали, что будете говорить со мной как со своей королевой. Что вы хотите от меня? Хотите, я поеду с вами на войну? Хотите, облачусь в доспехи и буду молиться во время каждой вашей битвы даже под градом сарацинских стрел. А хотите…

— Довольно, — остановил ее Ричард. — Я понял, что вы желаете. Я пытаюсь вам объяснить, к чему меня обязывает долг короля и правителя, но вы глухи к моим словам, как жена Лота.

Он сказал это, едва сдерживая гнев. Да, королева абсолютно его не понимала. Она была его женой… но он был бы глупцом, если бы надеялся найти в ней хоть крупицу того разума государыни и советчицы, какой была его мать.

Чуткая от природы Беренгария сразу уловила раздражение в его голосе. На ее глаза тут же навернулись слезы.

— О, Ричард… Неужели вы хотели бы, чтобы я отправилась в далекую, чуждую мне Англию и стала там бороться с Джоном и Филиппом?

Ричарду это показалось даже забавным. Несостоявшаяся монахиня Беренгария Наваррская и столь коварные противники, как Филипп и Джон.

— О нет, госпожа моего сердца, — произнес он негромко. — В далекой и чуждой для вас Англии уже есть женщина, которая с этим справляется куда лучше, чем могли бы вы.

Беренгария поникла, понимая, что он говорит о мудрой Элеоноре Аквитанской. Конечно, куда ей до этой правительницы, прозванной подданными Золотой Орлицей. И Ричард это понимает, он даже не смотрит более на нее, он разгневан. Но — о Небо! — неужели он желает, чтобы она отговорила его от похода? Немыслимо!

— Ричард, святая война за Иерусалим важнее всего, важнее вашего трона в Англии, — начала Беренгария и оглянулась. Ричарда рядом не было. Она была так потрясена его намерением оставить крестовый поход, что не заметила, когда король ушел.