Колдуны – настоящие колдуны – могут вылечить сломанную кость одним словом или отогнать бурю с помощью ритуала. Особо могущественные колдуны, как моя бабушка, могут видеть сквозь время. Арти тоже может, хоть она не носит титул колдуньи с тех пор, как покинула земли племени. Мой отец может обратить годы вспять и продлить жизнь человека сверх предначертанного. Я всегда думала, что благодаря магии моя семья в безопасности, но теперь я не так уж и уверена в этом.

Дрожь пробегает по моим плечам, когда я стараюсь избежать толпы и ныряю в переулок, забитый мусорными баками с гниющей едой. Бабушка увидела зеленоглазую змею, когда читала кости. Змею, которая вполне может оказаться демоном. Теперь Арти увидела лишь силуэт похитителя детей. Она и провидцы думают, что здесь замешана антимагия. А что, если дело в чем-то другом?

Демон и пропавшие дети. Это кажется бессмыслицей, но случайностью такое совпадение быть не может. Обстоятельства слишком странные. Почему демон должен быть в видении обо мне? Во мне нет ничего особенного. И все же, как бы невероятно это ни звучало, даже я чувствовала неправильность магии в бабушкином шатре. Это было совсем не похоже на легкое прикосновение племенной магии. Магия была агрессивной и любопытной. Враждебной. Ситуация с детьми гораздо хуже. Самый большой вопрос в ней – зачем? Зачем кому-то забирать детей?

Я выскальзываю из переулка и попадаю в другую толпу на Восточном рынке. Мои нервы на пределе. Я все время вспоминаю, как Руджек избегал смотреть на меня сразу после того, как мать обвинила одного из его братьев в похищении детей. Что ж, если он не хочет меня видеть, – я не могу его осуждать. Только не после того, что случилось сегодня. Когда я готовлю себя к тому, что он не придет, моя грудь сжимается в страхе. Я скучаю по нашим обычным вечерам – я скучаю по нему.

Я прохожу мимо людей, торгующихся за черствый хлеб, перезрелые фрукты, вяленое мясо и амулеты. Повсюду стоят клубы красной пыли – ее подняли ослы, которые тащат мешки с зерном. Рынок словно живой. Он как Змеиная река после ливня – и так же воняет потными ногами и навозом.

Все занимаются своими делами, и я смотрю на лица случайных прохожих. Милые. Добрые. Разного цвета. Я вижу лица, которые загрубели от солнца. Вижу лица, которые выглядят так, словно они высечены из камня. Вижу и веселые круглые лица. Люди приходят в Тамар отовсюду – через пустыни, моря и горы. Город готов стать домом для всех, кто его примет. Это особенно заметно на Восточном рынке – именно поэтому я люблю сюда заходить.

Есть особое утешение в том, что каждый в этой толпе по какой-то причине не вписывается в общество. Как и я. Меня всегда поражало, как человек на Восточном рынке может одновременно выделяться и смешиваться с толпой. Что было бы огромным преимуществом для похитителя детей. Здесь можно стать невидимкой. Кровь стучит у меня в ушах, когда я снова оглядываюсь и окидываю рынок свежим взглядом.

Сквозь толпу бегают босоногие мальчики в рваных штанах и девочки в грязных лохмотьях. Их маленькие ручки быстро ныряют в карманы, вытаскивая оттуда мешочки с деньгами, или аккуратно сдергивают браслеты. Одна женщина поймала за руку мальчика, пытающегося украсть ее браслет, но тут откуда-то с крыш в нее полетел маленький камень. Женщина отвлеклась, позволив тем самым маленькому воришке ускользнуть со своей добычей. Я не оправдываю то, что сироты делают на рынке, но и не осуждаю их за это. Городская жизнь трудна для тех, кто не происходит из богатой семьи. В отличие от племенных земель, где только магия имеет значение, здесь правят деньги и связи.

Солнце светит мне в спину, когда я пересекаю улицу, заполненную ларьками с едой. Рядом с лавками стоят очаги, от которых идет густой дым. От него слезятся глаза, но пахнет он просто чудесно. Жареные орехи, острое рагу, бананы, обжаренные в арахисовом масле. Мой желудок урчит, напоминая, что я сегодня ничего не ела. Но у меня нет на это времени – я слишком сосредоточена на том, чтобы добраться до Змеиной реки. Там мы договорились увидеться с Руджеком. Я переживаю – а вдруг он не придет?

Он улизнул с собрания до того, как его отец объявил о закрытии. Я наблюдала, как он пытался скрыть свою боль за пустым, скучающим взглядом, но это лишь маска. Я могу видеть сквозь нее, поскольку слишком хорошо знаю Руджека. Моя мать нанесла ему ужасную рану. Он и так ненавидит отца за то, как тот обращался с братьями после Обряда. Винил себя за то, что не был на рынке в тот день и не успокоил Джеми.

Я вздрагиваю от слабого шороха рядом с собой и ловлю одного из маленьких воришек, который пытался снять мой браслет. Я хватаю его за руку – не слишком грубо, но достаточно, чтобы он не мог высвободиться. Мальчик смотрит на меня печальными глазами, его губы дрожат. Маленький мошенник.

Прежде чем он роняет слезу, кто-то хлопает его по затылку:

– Убирайся, или я позову охрану.

– Ой, – протестует мальчик и поворачивается, держась за голову. – Тебе ли говорить, Кофи!

Судя по всему, незадачливый воришка не так давно оказался на рынке – я никогда его раньше не видела. Из потайного кармана под поясом я достаю серебряную монету и протягиваю ему.

– Ты мог бы и попросить, понимаешь?

Он смущенно улыбается.

– В следующий раз так и сделаю.

Когда мальчик убегает, Кофи становится на его место. Ему всего двенадцать, он ненамного старше вора-новичка. Рыбья чешуя покрывает его фартук, от него остро пахнет доками – то есть гниющими рыбьими внутренностями. Его глаза расширяются от удивления, когда он видит, что на мне надето.

– Это что еще такое? – спрашивает он меня.

Я поджимаю губы и свирепо смотрю на него. Хотя он, конечно, прав: мое платье непрактично и слишком бросается в глаза. Такой наряд на Восточном рынке делает меня легкой добычей для любого вора. По крайней мере, моя семья не носит герб, как семья Руджека.

– Лучше спроси, почему у тебя за ухом серебряная монета, – парирую я.

Он ухмыляется, тянется к одному уху и ничего не находит.

– Другое ухо.

Я нетерпеливо постукиваю ногой. На этот раз его рука движется быстрее, как будто деньги могут исчезнуть. Он достает из-за уха серебряную монету и прячет ее в фартук. Его смуглую кожу озаряет радостный румянец. За время нашей дружбы я передала ему достаточно монет, и он больше не говорит, что не может брать деньги просто так и должен отработать их. У нашей семьи больше денег, чем нам нужно, и, как всегда говорит Оше, накопленная монета – это упущенное благословение.

Отец Кофи – торговец рыбой, один из многих. Я наткнулась на их прилавок год назад. Кофи стоял на ящике, рассказывая толпе диковинные истории.

– Пытаясь спастись от ледяной реки, – кричал он, – рыба проплыла весь путь с Севера.

Когда я крикнула ему, что это маловероятно, он быстро изменил свою историю:

– Вы правы! Эта партия выплыла из Великого моря в поисках убежища от гигантского змея. Только они не знали, что мы тоже едим рыбу!