Я всегда считала, что не способна на такую низость, и вот мои глаза шарят по списку. Врачи, «Скорая помощь», несколько больниц…

Интересно, она дала мне свой настоящий телефон или тот, что получила в подарок за годовую подписку на еженедельное приложение «Как избежать несчастного случая»? Где все ее Дианы и Эдварды, Стивены и Шейлы, те люди, которых мы носим в кармане на случай, если очень нужно поговорить с кем-то, пока стоишь в очереди за кошачьим кормом? А может, она удалила имена друзей, предполагая, что я начну рыться в телефоне, хотя я и сама этого от себя не ожидала?

Я прокрутила весь список, говоря себе, что в конце должно быть имя мистера Варгаса. Он доверял мне и считал единственным человеком, которого можно отправить к М. М. Бэннинг.

Есть! Айзек Варгас. И еще одно имя, которое я уже слышала. Ксандер.

– Что ты делаешь? – спросил Фрэнк, внезапно материализовавшись у меня под локтем.

От неожиданности я выронила телефон.

– Ничего. Просто фотографировала тебя для мамы. Смотри.

Быстро подняв телефон и выйдя из списка, я показала ему снимок, чувствуя громадное облегчение.

Фрэнк долго рассматривал фото и наконец сказал:

– Я тут похож на Маленького принца. Мы с мамой вместе смотрели картинки в этой книге, когда я был маленьким.

– Потому и похож, – сказала я.

Я открыла эту закономерность, работая в детском саду. В дни, когда дети приносили в садик свои любимые книги, в каждом из малышей легко было узнать Пеппи Длинныйчулок, Питера Пэна или Винни-Пуха. Я вывела из этого теорию, что сказка на ночь определяет судьбу. Вот и еще одно подтверждение: маленький стиляга Фрэнк, склонный к перепадам настроения и нелогичным умозаключениям любитель шелковых шарфов и галстуков, явно прилетевший в наш мир с незнакомой маленькой и эксцентричной планеты.

А я, разумеется, шпионка Гарриет, не расстающаяся с блокнотом.

6

Вернувшись в машину, мы решили для полноты ощущений прокатиться по скоростной автостраде и взяли курс на скопление зубчатых башен в центральной части города. Вдалеке виднелись горы, напоминающие картонную декорацию.

Движение по шоссе трудно было назвать ездой в полном смысле слова. Это больше походило на поиски места для парковки перед открытием «Валмарта» на Семьдесят второй улице в Омахе в первый день распродаж после Дня благодарения. Машины двигались так медленно и плотно друг к другу, точно в Лос-Анджелес съехались все автомобилисты мира.

– Зимой в нашем регионе не очень холодно, и все же вон та гора вдалеке покрыта снегом, – сказал Фрэнк, наклоняясь вперед между сиденьями и тыча указательным пальцем вперед.

– Поразительно. Только знаешь, Фрэнк, джентльмены не указывают пальцами. Хотя, пожалуй, на горы можно. У гор ведь нет чувств, как у людей.

– Нельзя указывать на людей? А как же ты найдешь их глазами?

– Придумай что-нибудь. Тебе же неприятно, когда на тебя показывают пальцем и пристально смотрят, правда?

– Да, это уж точно. Знаю по личному опыту.

– А ты когда-нибудь бывал там, наверху? Играл в снегу? – спросила я.

– На горе? Нет. А снег видел в школе. Перед зимними каникулами его привозят оттуда на грузовиках и рассыпают по детской площадке для Зимнего фестиваля. Так гораздо удобнее.

Подумать только, а я еще удивлялась, что им доставляют питьевую воду!

– Интересно, – сказала я. – У нас в Омахе снег появляется обычным путем. Падает с неба.

– А в Лос-Анджелесе, когда горят леса, с неба падает пепел. Похоже на снег. И на хлопья для картофельного пюре, которыми заменяют снег в кино. Прошлым летом, во время огромного пожара, совсем не было ветра, и облако дыма, похожее на гигантский гриб, висело над горизонтом целую неделю.

– Как от атомной бомбы? Ужасно, да?

– Точно. Только ничего ужасного. Это было в Долине.

Фрэнк сказал это с таким видом, точно Долина находится не в паре съездов с магистрали, а на другой планете.

– А знаешь, о чем больше всего сожалел Эйнштейн? Надеюсь, ты знакома с Эйнштейном?

– Который вывел формулу E = mc2? Его все знают.

– Правда?

– Ну, я не имею в виду лично. Он ведь уже умер.

– Да, пятнадцатого апреля тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. Эйнштейн сожалел, что в тысяча девятьсот тридцать седьмом году подписал письмо ученого по имени Лео Силард, адресованное Франклину Рузвельту, в котором тот предупреждал политика об опасности изобретения нацистами ядерной бомбы, которое многие связывали со знаменитым уравнением Эйнштейна. Такая бомба могла привести к беспрецедентному кровопролитию. Убежденный пацифист Эйнштейн считал, что письмо, написанное Силардом, тоже связывает его с легендарным Манхэттенским проектом…

– В рамках которого ученые пытались придумать более доступное жилье в Нью-Йорке? – перебила я.

– Не понимаю, о чем ты, – растерянно произнес Фрэнк, явно выбитый из колеи.

Опять я пошутила без предупреждения!

– Тук-тук. Продолжай.

– Манхэттенским проектом, который привел к изобретению американскими учеными атомных бомб, сброшенных в конце Второй мировой войны на Хиросиму и Нагасаки. А ты знала, что самолет «Энола Гэй», который сбросил первую атомную бомбу, был построен в Омахе в тысяча девятьсот сорок пятом году?

– Нет, не знала, – сказала я. – Фрэнк, ты, наверное, любишь школу. Ты знаешь больше, чем все знакомые мне взрослые.

– Другие дети говорят, что я умственно отсталый.

– Ты же говорил, они считают тебя сумасшедшим.

– И это тоже.

– Может, их просто бесит, что ты умный и получаешь хорошие оценки. Дети порой такие глупые. Зато тебя любят учителя, правда?

– Знаешь, что говорит мама? Учителя терпеть не могут, когда их исправляют.

Час от часу не легче!

– Надеюсь, ты этого не делаешь?

– Только если они делают фактические ошибки.

Я посмотрела в зеркало. Фрэнк не втянул голову в плечи, хотя надел очки.

– Уинстон Черчилль провалил экзамены за шестой класс, – добавил он.

– Неужели?

– Да. Великий архитектор Фрэнк Ллойд Райт не окончил среднюю школу. Равно как и Кэгни, Гершвин, знаменитый фотограф Энсел Адамс и Ирвинг Берлин. А Чарли Чаплин и Ноэл Кауард – даже начальную.

– Ты точно знаешь?

– У мамы в прикроватной тумбочке лежит список. Если не веришь, загляни туда на досуге.

– Я тебе верю.

– Поехали домой.

– Да, капитан, – сказала я и на ближайшей развязке свернула с магистрали.

До конца поездки никто из нас не проронил больше ни слова. Мельком глянув в зеркало, я увидела, что Фрэнк спит, как младенец, очки-авиаторы висят на шее, а щека прижата к стеклу.

Подъехав к дому, я услышала через открытое окно барабанную дробь пишущей машинки. Не успела я заглушить двигатель, как Фрэнк выскочил из машины и понесся к дому, точно электрический кролик, преследуемый настоящими гончими. Я нашла его